Цветок мертвецов - Ольга Михайлова
— После этого — упаси вас недобрые демоны оказаться рядом с её спальней: вас всосёт туда, как голодный рот всасывает рисовую лапшу. А дальше девица, как правило, не останавливается, пока не перепробует всех. Одна такая, Сакано-но Кёнико, дочь покойного генерала Аримаро, вообразив себя новой Сей-Сёнагон, оставила даже интимный дневник, где поделилась впечатлениями о достоинствах всей мужской половины придворных. Вплоть до самых исподних описаний.
Тодо снова, не зная, как оценить услышанное, ничего не сказал. Наримаро же, кажется, и не ждал никаких реплик собеседника, а оживлённо продолжал:
— Я клянусь, по полу от смеха катался, когда читал этот шедевр. Написано было, что и говорить, так живенько, так бойко, с таким огоньком!
— А как к вам попал этот дневник? — небрежно поинтересовался Тодо.
— Дурочка забыла его в беседке Летних рассветов, — пояснил Наримаро. — Там его нашла одна из служанок, но так как сама она едва разумела грамоту, отдала его мне, чтобы я обнаружил автора и вернул владелице. Чтобы понять, кому он принадлежит, я завалился на футон и пролистал записи, да так увлёкся, что пропустил даже любование луной у императрицы и последовавшую за ним ночную попойку у принца Арисугавы!
— И вы не вернули дневник владелице? — осторожно спросил Тодо.
— Почему? После того, как на мужской вечеринке пустил его по кругу, — вернул. Я подумал, что у этой глупой красотки должно быть что-то занимательное для чтения в дальней дороге.
— В дальней дороге? — снова не понял Тодо.
Принц охотно пояснил:
— В дневнике оказался не очень лестный отзыв о нашем правом министре Кусакабэ, и потому девице пришлось сменить службу во дворце на служение Будде в одном из весьма отдалённых северных ашрамов. Жду не дождусь новых дневников оттуда. — Нахал явно глумился.
— И это всё было оглашено на вечеринке? Вы не любите Кусакабэ? Зачем было срамить его на всю компанию?
— Кусакабэ? Ну что вы!? Мы с ним друзья. И его на вечеринке не было, хоть ему, конечно, передали всё уже наутро. Я же просто отплатил своему старому недругу тюнагону Навакугэ, который только накануне перекупил у меня под носом редкую флейту «Голос неба». Я за ней полгода охотился. Девица о нём писала, что обыкновение Навакугэ испускать газы после соития просто ужасно. Тут я, кстати, с ней согласен. Он иногда и в императорском дворце так испортит воздух, подлец, что хоть восемь благих символов веры выноси…
Что до Кусакабэ, то он, по-моему, был чрезмерно жесток к своей подружке. Она всего-то и написала, что министр, даже лежа на ней, постоянно скашивал глаза на правительственные документы, сползая с неё и проспавшись, снова листал то устав дворцовой охраны, то рескрипты отдела землепользования. Меня лично удивило и даже умилило такое служебное рвение, однако Кусакабэ, видимо, боялся, что из-за этой дурочки станет известно, как он нарушает служебные инструкции, вынося важные документы за пределы правительственного кабинета, — наглец элегично зевнул.
— А что она написала про вас? — этот вопрос был дерзостью, но Тодо всё же не мог не задать его.
— Чтобы Фудзивара-но Наримаро шлялся по дворцовым шлюхам? — удивился принц. — Это невозможно. Но Кёнико была непроходимо глупа… Знаете историю художника Мао Яньшоу? Он рисовал портреты женщин китайского императорского гарема, и тех, кто ему приплачивал, изображал красотками. Красавица Ван Чжаоцзюнь не заплатила, в итоге была нарисована жабой. Её, как самую некрасивую, император решил отдать в жены вождю племени сюнну, узнав о её красоте лишь на прощальной аудиенции. Я это к тому, — хитро подмигнул Наримаро, — что глупышка Кёнико могла хотя бы неплохо подзаработать на лестных отзывах.
— А Кудара-но Харуко…
— А, вы имеете в виду, не вела ли она дневников? — невинно осведомился принц, точно не понимая, о чём хотел спросить Тодо. — Не знаю. Но почему нет? Во всяком случае, он был бы ничуть не короче дневника Кёнико. Но есть одно обстоятельство, которое, я думаю, поможет вам. Точнее, поможет обрисовать круг подозреваемых. Кудара-но Харуко с охранниками и конюхами никогда не спала. Происходя из довольно захудалого рода, она интересовалась только вышестоящими. И этой прихоти, насколько я знаю, никогда не изменяла.
Тодо повторил, уже настойчивее:
— Но почему тогда она пропустила вас, принца Наримаро, Златотелого Архата?
Царедворец усмехнулся и ответил очень внятно:
— Во-первых, Златотелый Архат не опускается до шлюх. Я не рисовая лапша. Никакой голодный рот меня не втянет. Во-вторых, я никогда не делю женщин с кем-то. В-третьих, у меня были сугубые причины дурно думать об этой девке. Говорить о них не стоит, но признаюсь, я относился к Харуко без того уважения, которое подобает воспитанному придворному при общении с красавицей. Но это всё личные причины. Однако есть и ещё одна, четвёртая, сама главная. Я возглавляю Палату цензоров, слежу за нравственностью чиновников императорского двора. И как вы полагаете, Тодо-сама, сколько глаз неумолимо и настойчиво следят при этом за мной, а? И как жаждут поймать с поличным? Я вынужден быть безупречным.
Тодо понял.
— Вынуждены выглядеть безупречным? — небрежно уточнил он.
— Быть безупречным, — столь же небрежно, но очень твёрдо поправил принц. — И никогда не быть таким дураком, чтобы считать себя умнее других. Сотню глаз не обманешь.
— А как долго вы при дворе, Фудзивара-сама?
— С шести лет. Уже двадцать три года.
Тодо сник. Когда они вышли из бани, мысли наместника были куда мрачнее тех, что одолевали его при входе. Слова Наримаро убедительно свидетельствовали, что за ночь в этом деле никак не разобраться.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. «РАДИ ЛУНЫ…»
ЧАС ПСА. Время с семи до девяти вечера
В сумерках дворец встретил их странной тишиной. Принц пояснил, что на праздник Мальвы так бывает всегда: уставшие придворные сейчас отдыхают после шествия и богослужения, отложив праздничную трапезу на более поздний вечерний час.
— Да оно, я думаю, и к лучшему. Нам ничего не помешает.
— Наверное… — согласился Тодо. — Сейчас нужно узнать всех, кто был во дворце во время шествия.
Наримаро пожал плечами.
— Помилуйте, Тодо-сама, зачем же самим затрудняться? Для этой работы есть люди из Департамента церемоний. Я уже распорядился, нам сейчас готовят полный список тех, кого не было на шествии.
Они подошли к чайному домику. Перед чайной церемонией положено было омыть руки и лицо в колодце, и Тодо, следуя за принцем, именно так и поступил. Ему редко доводилось присутствовать при столь красивом действе, тем более проводимом мастером. Он знал, что настоящие иэмото не брали денег с учеников, и, как это случалось в театре или в старых школах боевых
