Цветок мертвецов - Ольга Михайлова
Тодо смутился и с минуту не знал, что сказать.
— Мы вернёмся в чайный павильон? — обратился наконец он к принцу.
— Нет, если не возражаете, сначала пойдём в баню, отдохнём там и поедим. У меня был сумбурный день, я после праздника весь потный да и голодный к тому же, — ответил тот. — Потом выпьем чаю, а затем на досуге подумаем о случившемся. У нас ночь впереди.
Тодо показалось несколько странным нежиться сейчас в бане. Когда он сам вёл расследование, ему случалось не спать по три дня, а про баню и думать было нечего, но теперь Тодо твёрдо решил, что не следует лезть со своим уставом в чужой монастырь, и принцу виднее. Он, не говоря ни слова, послушно проследовал за царедворцем.
— А почему Тадэсукэ назвал вас Корё, Тодо-сама? — с любопытством поинтересовался принц по дороге.
Тодо смутился, нехотя пояснив, что это просто нелепое прозвище, которое он получил после одного расследования. Это просто шутка.
— Какого расследования?
— Убийства монахини Харуми в храме Исэ.
— О, это… — удивился принц. — О нём у нас много говорили. Ведь настоятельница монастыря — племянница покойного императора. Это преступление наделало немало шума при дворе. Выходит, честь обнаружения преступницы принадлежит вам? И потому вы стали Корё — лисом-преследователем? Такое в шутку не дают, — возразил принц. — Лис-гончий пёс… Любопытно. Весьма любопытно.
Тодо не находил в этом ничего любопытного и не хотел продолжать этот разговор, незаметно сменив тему.
— А вам ничего не показалось странным в этом убийстве, Фудзивара-сама? — спросил он.
— Странным? Не знаю, — задумчиво пожал плечами принц Наримаро. — Но, в любом случае я уверен, что мой дружок Тадэсукэ совершенно напрасно беспокоится. Это вовсе не попытка подставить его самого или его людей. Чтобы рассорить двор и сёгунат, убили бы принца Наохито, или принца Арисугаву, или, на худой конец, министра Кусакабэ. Но убивать эту ничтожную фрейлину? Смысла я тут не вижу.
С этим Тодо склонен был согласиться, однако…
— Но разве нарочитое использование священного меча микадо не говорит о желании столкнуть лбами Токугаву и Госё?
— Могло бы говорить, но… — лицо принца исказилось. — Если вы заметили пятна на камисимо…
— Да, убийца явно упивался содеянным, — сдержанно подтвердил Тодо, удивившись, что пятна семени замечены и принцем.
— То-то и оно. Я видел немало покойников, насильственно отправленных на тот свет именно для того, чтобы спровоцировать резню, но такого не припоминаю. Если бы не священный меч императора, в этом убийстве не было ничего особенного, его назвали бы простой уголовщиной без всякой политической подоплёки. А раз так, вернее всего предположить, что меч тут во многом случаен.
— А не мог ли преступник специально подложить его, чтобы увести расследование в сторону? Ведь убили явно другим оружием…
— Да, это надо держать в уме…
По пути они, по просьбе Тодо, внимательно осмотрели местность возле чайного павильона. Тодо не давал покоя тот запах, что он ощутил здесь ещё в прошлый раз.
— Фудзивара-сама, а здесь при чайной церемонии используется имбирь? — спросил он.
Тот невозмутимо кивнул.
— Да, его использую и я, и иэмото Мунокодзи-сэнсэй.
— О, вы тоже — иэмото? — удивился Тодо.
— Да. Я — ученик нашего дорогого Омотэ Мунокодзи, но уже много лет провожу церемонии сам.
— Можно ли уточнить у Оки-сама или у Омотэ, подавали ли имбирь на последней церемонии?
— И уточнять нечего. Я уверен, что подавали. Омотэ очень любит имбирь и всегда подаёт его на церемонии.
— И ещё. — Тодо замялся. — Когда мы подошли к чайному павильону, пахло кровью, потом имбирём и воском. А затем я ощутил аромат скошенной травы.
Принц Наримаро с удивлением покосился на Тодо, точно спрашивая себя, не собачий ли нюх у этого человека. Потом напрягся.
— Вы имеете в виду… священный меч микадо? Кусанаги-но цуруги? Но он сильно затуплен, и едва ли им можно…
Тодо покачал головой.
— Нет-нет. Я и не знал тогда ничего о нём. Просто откуда-то шёл аромат арбузов. Они пахли сладкой скошенной травой. Такой аромат шёл и от чайного домика. И ещё пахло влажной землёй.
Принц потёр лоб и изменил направление.
— Давайте пройдёмся вокруг чайного павильона.
На тропинке к домику запах крови слышался теперь куда слабее. Имбирь полностью выветрился. Воском пахло по-прежнему. И слабый запах скошенной травы всё ещё вился у входа. Тодо, как собака, поднял голову и принюхался, потом, не заходя в дом, сразу повернул к стоявшим вдали криптомериям. Чем ближе он подходил, тем отчётливей слышался аромат хвойных бальзамических смол, но и запах травы не уходил. Наримаро шёл за Тодо по пятам.
— Вот оно.
Оба замерли перед небольшой круглой площадкой с выкошенной травой. Принц вошёл в центр круга. Трава была скошена под корень, а в середине круга отпечатались следы деревянных сандалий, глубоко втоптавших корни травы в землю. Было ясно, что человек крутился на одном месте, выкашивая траву вокруг себя. Но зачем?
Принца это подлинно удивило.
— Что это может быть? — он тяжело задумался. — Впрочем… Принцесса Митихидэ держит несколько белых кроликов. Не для них ли скосили зелень? Я пошлю узнать. Ну и нюх у вас, однако, Тодо-сама.
Тодо согнулся в поклоне, благодаря за комплимент, а принц кликнул слугу и велел разузнать, не косили ли здесь траву для кроликов принцессы.
…В о-фуро* Тодо убедился, что своё прозвище Златотелый Архат получил вполне заслуженно: никогда ещё ему не приходилось видеть столь явный образчик телесного здоровья. Капли воды, точно жемчужины, сверкали на золотистой коже плеч, длинные волосы, вымытые и сияющие, отливали антрацитовой чернотой. Стройный, холёный и прекрасно сложенный, принц Наримаро явно не знал отбоя от влюблённых в него фрейлин, подумал Тодо. И не была ли одной из них Кудара-но Харуко?
Однако напрямую спросить о фрейлинах он пока не решился, заговорив о том, что интересовало его ничуть не меньше.
— А этот священный меч микадо, — немного волнуясь, спросил Тодо, — правда ли, что он обладает магическими свойствами?
К его удивлению, принц Наримаро, развалившись в бочке, в задумчивости уставился в потолок.
— Ну… Этого я не знаю, Тодо-сама. Он слишком тяжёл, рукоять неудобна, остриё затуплено. Но легенда окутала эти предметы мраком тайны и обожествила. Плотно обёрнутые, уложенные в особые ящики, веками никем не видимые, они передаются на протяжении столетий просто на веру, невольно рождая вопрос, а верно ли то, что о них говорят? Казалось бы, разверни да узнай, но дух сомнения ещё не настолько силён, чтобы бороться с преданием, —
