Крик полуночной цикады - Ольга Михайлова
— И это всё вы поняли именно по запаху? — Гао оторопело уставился на Ченя Сюаньженя.
— Да, у меня просто очень хорошее чутье…
Глава 48. «Суй». 隨Последование
На службе идет перемещение.
Сблизишься с малыми — потеряешь возмужалых людей.
Сблизишься с возмужалыми — потеряешь малых
Последовательно будешь добиваться и достигнешь.
Если будешь обладать правдой и будешь на верном пути.
Правдивость по отношению к прекрасному.
То, что взято — сблизься с ним; и то, что следует за тобой, — свяжись с ним.
Правитель совершит жертвоприношение на Западной горе.
Они дружески расстались с Гао Гуанцином, погрузили в повозку покупки Сюанженя и направились в Чанъань. Ехали обратно не спеша, везде угощались местной курятиной, а в пригороде Чанъани, выходя с постоялого двора, оказались в квартале Даньян Сянь, известном, как квартал предсказателей.
Десятки гадателей перед входом в дом или на стене у своего рабочего места вывешивали кусок ткани или лист бумаги, где нарисованы человеческие лица.
Среди них было немало слепцов-музыкантов. Несмотря на то, что их ни кто не учил читать, они были умнейшими людьми: в молодости заучивали наизусть тома, немало знали о древней истории и могли привести точные даты восшествия на престол императоров, а также подробно пересказать исторические события каждого царствования. Чаще всего их звали в жилища, где обитатели были в растерянности из-за домашних неприятностей. Прорицатель начинал петь под аккомпанемент арфы, пророческим даром возбуждая надежды или увеличивая печали семьи.
Были тут и толкователи иероглифов — такого гадателя всегда можно было найти неподалеку на углу любой улицы. Клиент опускал руку в коробку и вынимал из нее одну карточку. Тут-то наступает время гадателя. Написав выбранное слово на белой дощечке, он определял его корень и производные, выделял составные части, объяснял смысл в сочетаниях слов. А так как ни один язык не обладал таким потенциалом для искусства гадателей, как китайский, ловкач с легкостью придавал выбранным словам туманное пророческое звучание.
Конфуцианцы считали гадателей жуликами, но полагали, что они необходимы для грубых невежественных умов. А буддисты и даосы поощряли любое обращение к невидимому миру, поскольку это только увеличивало авторитет их монастырей. Чиновники высмеивали суеверия, но не видели достаточных причин вмешиваться, поскольку это не касалось справедливого управления государством и улучшения нравов. И потому гадатели процветали. Гадатель за столиком был непременным атрибутом любой ярмарки или религиозного празднества, и никто не возвышал голоса против него. И это несмотря на то, что вещали они, по мнению Сюаньженя, чудовищные глупости.
— В день, которым управляет созвездие Го-Син, напоминающее очертанием дракона и состоящее из семи звезд, крайне благоприятно заключение важных сделок, закладки фундамента домов и покупки земли, но тех, кто в этот день хоронит родителей или приводит в порядок гробницы, ожидают бедствия в течение трех лет! — кричал один прорицатель на углу.
— День месяца, которым управляет созвездие Цзян-Син, назван несчастливым. Это созвездие имеет очертания длиннохвостого дракона с генералом по фамилии Гуань на спине. Если в этот день покупать земли, выдавать дочерей замуж или хоронить родителей — жди дурных последствий! — твердил другой.
Сюаньжень только покачал головой и обозвал их болванами.
Слепой предсказатель судьбы, на которого Сюаньжень и Ван Шэн натолкнулись в пригороде, сидел в чайной, где у него в углу был свой меленький столик. В окрестностях он считался выдающимся мастером своего ремесла, а хозяин заведения славился лучшим чаем и печеньем. Оба обеспечивали доход друг другу: зайдя узнать о будущем, посетители оставались выпить чаю, а выпив чаю, спрашивали о будущем.
Однако, в отличие от многих гадателей, слепой предсказатель Лян Ван брал за гадание целых три медных монеты, в то время как остальные довольствовались одной. Сам гадатель объяснял это просто: «Хороший товар не бывает дешёв, дешёвый — не бывает хорош».
Так как Ван Шэн хотел выпить чаю, Сюаньжень решил погадать.
— Ну и что же мне предстоит? — спросил он, выуживая из рукава три медяка.
Слепец забрал медяки и попросил протянуть ему руку.
Сюаньжень молча повиновался. Сам он внимательно разглядывал слепца. Гадатель не притворялся: бельма на глазах были настоящими. А вот его руки, которыми он сжал запястье Сюаньженя, удивили сухостью и прохладой. От старика шёл странный запах — силы и здоровья.
Слепец долго молчал, потом негромко спросил, интуитивно наклонившись к уху Сюаньженя.
— Тебе же неважно, что будет, не так ли, Лис? Что, решил просто дать мне денег на пропитание?
Сюаньжень не очень удивился прозорливости слепца, однако, склонившись к нему, тихо спросил.
— Как ты понял, кто я?
— Я же гадатель, а тут и гадать нечего. Я и бельмами всё вижу. Но даром я денег не беру. Поэтому скажу, что сегодня ты потеряешь жену, назавтра пожаром разбогатеешь, а послезавтра обрётешь белую наложницу.
— Ничего себе гадание! — рассмеялся Ван Шэн, подойдя к другу. Он всё услышал и явно не поверил сказанному.
Сюаньжень выудил из рукава ещё три медных монеты.
— А теперь погадайте моему другу.
Слепец сжал запястье Ван Шэна и усмехнулся.
— Князь-призрак пожаловал? Я с такими, как ты, дела обычно не имею, но, раз заплачено, то скажу, что в доме твоём призраки умножатся. А теперь ступайте отсюда с миром.
Сюаньжень добродушно рассмеялся и двинулся к выходу. За ним пошёл и раздосадованный Ван Шэн. Они залезли в повозку, и тут Шэн спросил, зачем Сюаньжень решил погадать? Милостыню дал? Тот покачал головой.
— Он вправду слепец, но сыт и ухожен. От него исходит запах крепкого, здорового тела. Но как это возможно, если он занимается низким лживым ремеслом? Почему его кормит хозяин чайной, — это я понимаю, но если он постоянно лжёт, откуда у него клиенты? Вот и я решил проверить, тем более что от шести медяков меня не убудет…
— Тот вздор, что он нам наговорил, и одного медяка не стоит!
— Почему? Он мгновенно понял, кто мы, значит, кое-что кое в чём смыслит. Ну а предсказание… Что нам до него? Я не верю в предсказания.
Алое закатное солнце разливало на стены и проспекты Чанъани жидкое золото. Лежащие вдали горы текли, словно волны, набегая одна на другую. Башня Диких гусей стрелой прорывалась к небу, казалось, упираясь вершиной в Небесный дворец. Семь её этажей задевали края облаков, стремительно летящих к югу под легкий шум ветра и пронзительные крики птиц. Зеленый кустарник с обеих сторон сжал дорогу, идущую вдоль дворцовых построек, и вскоре
