Я жила в плену - Флориан Дениссон
За одиннадцать лет я все успела вообразить, все.
Мысли о безумных вещах странным образом отстраняли меня от безумия. Я говорила себе, что псих не знает, что он псих, – это и отличает его от здоровых людей. Раз я могла покидать свое тело и путешествовать, воображать внешний мир, представлять самые абсурдные и гнусные оправдания моему пленению, а потом возвращаться, молча страдать и плакать, значит сохранила рассудок. Еще не сошла с ума.
Единственное, чего я никогда себе не позволяла, – это дать негодяю имя.
44
Мари Савиньи сидела в гостиной на диване, то и дело содрогаясь всем телом, и в буквальном смысле обгладывала указательный палец, чтобы отвлечься от ужасной сердечной горести. Ее лицо опухло от слез, сосуды в глазах полопались.
По комнате словно бы пронесся жестокий ураган, сметая все на своем пути. Пол усеян осколками стеклянных ангелов, штора повисла на конце карниза – одно из креплений вырвано из стены. На столе за спиной у хозяйки дома валялись пустые бутылки. Воздух пропитался запахами спиртного и пота. У этого тропического урагана, как и полагается, было имя – Жак Савиньи.
Накануне почтальон принес в дом посылку с книгой Виктории. Жак немедленно схватил ее и на много часов закрылся в своей комнате. Мари, впрочем, так и так не собиралась читать это сочинение. Пережить одиннадцатилетние страдания дочери, вспомнить, как мучилась сама, – нет, это последнее, что ей сейчас нужно! С того дня, как Жак узнал об измене супруги, а Виктория ушла из дома и лишь изредка подвала о себе известия, Мари впала в глубочайшую депрессию. Бо́льшую часть времени она лежала в кровати и безостановочно плакала.
За последние сутки появление книги вновь выдвинуло Викторию и ее историю на авансцену: все телеканалы и газеты занимались только этой темой. Мари не знала, радоваться ей или огорчаться, но всем сердцем надеялась, что деньги от продажи книги, сразу занявшей первое место в рейтинге продаж, побив прежних лидеров – гонкуровских лауреатов, позволят дочери начать жизнь сначала и избавят от нужды.
Гнев Жака вышел из берегов во время восьмичасового выпуска теленовостей, в котором интервью с Викторией стало одним из главных сюжетов. Жак швырнул пульт через гостиную, тот ударился об экран, упал на пол и разбился. Торнадо «Савиньи» набирало силу, полупустая бутылка виски еще больше завела буяна, и он фактически изничтожил всю мебель на первом этаже. В энном по счету припадке ярости ему удалось сорвать дверцу холодильника, и в кухне растеклась зловонная лужа.
* * *
На втором этаже раздался жуткий грохот; сердце у перепуганной Мари забилось сильнее. Услышав тяжелые шаги мужа на лестнице, она запаниковала. Дверь распахнулась, шарахнув ручкой о стену так, что посыпалась штукатурка. Жак тяжело и хрипло дышал, сжимая кулаки; она поняла, что теперь он примется за нее, и встала, глядя в его лицо с красными глазами и раздувающимися, как у разъяренного зверя, ноздрями. Выражение лица у него было странное – печальное и одновременно яростное.
На долю секунды время замерло, как будто мир решил понаблюдать за своим творением, совершенно потерянным человеком, которым управляли гнев и злость. Потом Жак, топая короткими могучими ногами, ринулся к жене. Оба рухнули на пол и покатились прямо по осколкам. Мари полузадушенно вскрикнула, когда Жак навис над ней, схватил за шею и сдавил что было сил. Женщина мысленно произнесла предсмертную молитву, зрение ее помутилось, перед глазами повисла черная, как нефть, пелена. Свободной рукой – другая была прижата коленом мужа – она шарила по полу в поисках спасения.
Указательный палец коснулся заостренного осколка от одной из рамок с фотографиями, которые Жак швырял в стену. Сжав спасительное оружие, Мари порезала ладонь и даже не заметила боли. Она высунула язык в надежде глотнуть воздуха и последним усилием вонзила осколок в спину мужа. Он издал дикий вопль, резко распрямился, и смертельный захват все же ослаб. Мари сделала глубокий вдох, легкие заполнились кислородом, голова закружилась, и женщина успела ногой оттолкнуть Жака. Он упал на плиточный пол, глаза у него лезли из орбит, рот искривила чудовищная гримаса.
Мари побежала к двери, сорвала с вешалки куртку, нашарила в кармане допотопный мобильник и на бегу набрала номер полиции. Выскочив из дому, она свернула налево и срезала путь через лес в поисках укрытия.
Она ждала ответа, гудки звучали в ушах, как вой диких зверей.
Забившись в колючие кусты, Мари думала об одном: убит муж или нет.
Она дала отбой.
* * *
Ассия и Максим занимались любовью с пылом и страстью первых дней, хотя были измотаны физически и морально.
Утомительное расследование продлилось семьдесят два часа, и теперь, когда худшее осталось позади, можно было провести вместе целую ночь. Ассия предпочла, чтобы Максим пришел к ней, и он сразу согласился, хотя любовникам приходилось вести себя вдвойне осторожно, встречаясь в квартире, расположенной в казарме Анси.
Ассия вышла из ванной, нырнула под одеяло и прижалась к Максиму влажной шелковистой кожей. Она закрыла глаза и втянула ноздрями его запах с таким сосредоточенным выражением лица, как будто на свете для нее не было ничего важнее.
– Что читаешь? – спросила она, подняв веки.
– Книгу Виктории Савиньи.
– Сколько уже дней только о ней и говорят! – недовольно прокомментировала она. – Не уверена, что мне это нравится.
– Почему вдруг? – спросил Максим, не отводя глаз от текста.
– Не знаю… Я думаю обо всех настоящих жертвах подобных преступлений и говорю себе: неприлично, что напечатали этот вымысел.
– Не все книги основаны на реальных фактах, никому не возбраняется писать что вздумается.
Ассия взвилась:
– Значит, теперь ты ее защищаешь? Ты, всей душой алчущий истины?!
– Я всего лишь
