Я жила в плену - Флориан Дениссон
Виктория отпила вина, Максим пытался переварить полученную информацию. Он понимал, что она не обманывала их с Борисом во время первой беседы, и вспомнил, что невербальный язык тоже был правдивым. Виктория просто опустила кое-какие детали, но, строго говоря, не врала.
Она заправила за ухо прядь волос и улыбнулась. Максим воспользовался моментом, чтобы задать вопрос:
– Почему ты нам не объяснила? Зачем подтвердила версию похищения, зачем подыгрывала?
Виктория с трудом сглотнула, снова готовая разрыдаться.
– А у меня был выбор? – задушенным голосом спросила она. – До меня наконец дошло все, что я оставила позади, все, что случилось во время моего отсутствия, все страдания, которые я причинила другим. Я вернулась в исходную точку, к родителям, – мне больше некуда было идти. Ну и выдала историю, которую все хотели услышать. Журналисты окружили дом, телеведущие в выпусках новостей рассказывали обо мне; я вновь угодила в ловушку. Все жаждали отвратительных подробностей, и я поняла, что мир, откуда я бежала в юности, изменился.
Она поставила бокал на перила и через стеклянную дверь ушла с террасы в квартиру. Максим проводил ее взглядом. Виктория вернулась с телефоном.
– Вот, у меня теперь есть инстаграм. Ни фотографии, ни моей фамилии, а подписчиков уже больше двухсот тысяч! Не понимаю, как люди узнаю́т, что это я, но факт есть факт: они хотят, чтобы их посвятили в эту историю.
Максим вспомнил об улыбке Виктории на подсмотренной видеозаписи. Девушка обрадовалась не возвращенной цепочке с медальоном, а словам Эммы об орде журналистов с Инес Зиглер во главе, осаждающих родительский дом. Виктория предвидела нездоровый ажиотаж, источник которого контролировала, – ей вполне естественно было улыбаться. Потом он подумал о размахе дела, о задействованных сотрудниках отдела расследований и напряженной работе коллег из Шамбери, пытающихся найти истину. Все они, как и он сам, считали, что Виктория стала жертвой маньяка, извращенца, больше десяти лет державшего ее в заточении. Жандармы и полицейские ставили себя на место несчастных родителей девушки, смотрели на собственных детей и страшились потери, убедившись лишний раз, что мир полон негодяев, подобных тому, который похитил Викторию. Вечно защищать сыновей и дочерей от этих исчадий ада не получится, остается одно – делать свою работу, чтобы вершилось правосудие и добро хоть изредка побеждало зло. Но выходит, все это – обман, подделка. Чья? Виктории или тех, кто крутится вокруг нее? Дело в прессе, которая жаждет сенсаций, кликов, просмотров, лайков, сочиняет броские заголовки передовиц и творит завтрашние басни, истории успеха и падения в бездну?
Виктория, словно бы прочитав мысли Максима, посмотрела на него пристально и решительно. Он вспомнил лицо белокурой девчушки с фотографии и подумал: соприкоснулись два диаметрально противоположных мира.
– Что еще я могла? Да, меня не держали в подвале одиннадцать лет, но ощущения были те же. Моя жизнь расколота, связь с реальностью порвалась одиннадцатого августа две тысячи девятого года. Теперь я вернулась, и что мне остается? Чем заняться в двадцать шесть лет? У меня нет ни образования, ни биографии, я не могу получить работу. Вернуться к учебе после всех этих лет, когда листовки с моей фотографией висели во всех комиссариатах округи? Переехать в другую страну? Что я там буду делать? Оглядываться всю жизнь через плечо, вздрагивать при каждом звонке в дверь? – Она энергично встряхнула головой. – Я увидела шанс и ухватилась за него. Весь этот цирк продлится несколько недель, максимум месяцев, но я успею вернуть себе толику украденной у меня жизни. А потом мою историю вытеснит новый скандал.
Максим пообещал не судить Викторию, да у него и не было ни одного веского аргумента, только вопросы, и он чувствовал настоятельную потребность захлопнуть открытые двери. Задать свои вопросы Монсо не успел: разговор прервала пронзительная трель звонка, отозвавшаяся эхом от стен пустой гостиной.
Виктория сорвала трубку домофона. Максим медленно подошел и увидел на маленьком черно-белом экране полного мужчину в темном костюме. За ним стояла та, с кем он меньше всего хотел бы встретиться, – Инес Зиглер.
41
Максим стиснул зубы, попытался справиться с приступом ярости и рявкнул:
– Какого хрена тут забыла Зиглер, а, Виктория?!
– Она оплачивает адвоката, эту квартиру и все, что тут есть, – ответила девушка, обведя рукой обстановку.
Монсо чертыхнулся и поспешил было к выходу, грохоча ботинками по полу, как по плацу.
– Куда вы? – крикнула Виктория, схватив его за плечи тонкими руками.
– Иду выполнять свой долг, – процедил он, чувствуя, как закипает кровь.
– Что вы собираетесь сделать? Сдать меня?
Он повернулся, их лица оказались совсем близко, и она ощутила жар, исходящий от Максима.
– Зачем ты мне все рассказала? О чем ты думала? Решила, что я выслушаю твою историю и тоже отвернусь и забуду?
– Вы обещали! – взвизгнула Виктория, оглушив Максима. Страдальческая гримаса исказила ангельские черты ее лица.
– Я обещал выслушать, не осуждая, и ничего больше, – холодно ответил Максим.
Виктория рухнула на колени, спрятала лицо в ладонях и всхлипнула. Сердце Максима на мгновение сжалось, потом он присел рядом на корточки.
– Я служу закону, истине, – едва слышно произнес он. – Я давал присягу.
Молодая женщина подняла голову и вытерла слезы.
– Я все рассказала, потому что поняла: вы ищете истину. Хотела, чтобы вы знали.
Входная дверь распахнулась, впустив Родольфа Шварцмана и Инес Зиглер. Максим с Викторией вскочили, как дети, которых застигли на месте преступления.
– Добрый день, Виктория! – громко поздоровалась Зиглер. – А вы кто такой?
Журналистка нарочито дружеским жестом протянула Монсо руку.
– Это аджюдан Максим Монсо, – вмешалась Виктория.
– Ах да, конечно, мы виделись несколько раз за последние дни.
Инес натянуто улыбнулась.
Адвокат тоже представился, но не сумел или не захотел скрыть написанного на лице недоверия. Максим взялся за ручку приоткрытой двери и вытянул шею, чтобы посмотреть в глаза журналистке.
– Что вы ей наобещали? Как заставили поверить в ваши бредни? – прошипел он, как кобра, готовящаяся плюнуть ядом во врага.
– О чем вы? – спросила Зиглер, качая головой.
– У меня пустые карманы, я нищая! – воскликнула Виктория, не желая, чтобы ее числили жертвой. – Я ничего не создала за одиннадцать лет, только разрушала! Инес и Родольф слушают и слышат меня, заботятся о моем благополучии, моем будущем. Полагаете, я смогу платить за эту квартиру? Нанять этого адвоката? Где я возьму деньги? Продам плюшевых зверушек и цветы, которыми забита моя комната в доме родителей? Я подписала договор с издательством на книгу, глянцевые журналы дерутся за мои фотографии, сулят золотые горы за эксклюзивное интервью…
– А сколько берут
