Убежище - Нора Робертс
– Бабушка, она уже это сделала.
Она присела на подлокотник кресла, стоявшего перед окном, из которого много лет назад ее прабабушка смотрела, как она делает стойку на руках.
– Она воспользовалась тем, что сделала, исказила правду и лишила меня радости от работы. И я не знаю, вернется ли она когда-нибудь. Не уверена, что хочу еще раз пробовать свои силы в кино. Я завершила съемки, потому что это был мой долг, я не могла сдаться. Я очень старалась. Но больше так жить не могу. Я хочу жить. Хочу увидеть, что этот мир может мне предложить. Я не знаю, чем хочу заниматься и кем хочу стать, но я точно знаю, что в Лос-Анджелесе для меня ничего нет. Мне нужно иметь возможность выходить на улицу без дурацкого парика и телохранителя. Я хочу проводить время в компании сверстников, познакомиться с парнем, которому будет наплевать на мою фамилию. Возможно, я пойду на какие-нибудь курсы или найду работу. Мне хочется получить возможность сделать что-нибудь и жить там, где окружающим не придется всякий раз беспокоиться и выставлять передо мной щиты.
– В Нью-Йорке тоже есть папарацци, – отметила Лили.
– Но не такие, как здесь. И ты это знаешь. Нью-Йорк живет не только кино и теми, кто его снимает и кто в нем снимается. Мне нужно это, и я прошу у тебя разрешения. Когда мне исполнится восемнадцать, разрешения уже не потребуется, но я хочу, чтобы ты мне его дала.
Хлопнула входная дверь, и обиженный крик «Мама!» влетел в комнату на секунду раньше младшего сына Миранды.
– Флинн, перед тобой невидимая стена.
– Но, мам…
– Она невидимая, но непроходимая. Я сообщу тебе, когда она исчезнет.
С презрением, на которое способен только двенадцатилетний ребенок, Флинн зашагал прочь.
– Прости, Кейт. Ты что-то говорила?
– Кажется, я закончила.
– Это разбивает мне сердце, – начала Лили. – Сердце разрывается от того, что она отняла у тебя. Ты знаешь, как я люблю тебя: ты – моя девочка, так же как и Флинн – мой мальчик. Ты же заметила, что у него губа разбита, – добавила она Миранде.
Та кивнула, не отрываясь от вязания.
– Не впервой.
Лили кивнула и вновь посмотрела на Кейт.
– Я бы хотела, чтобы ты была со мной. Ты же понимаешь, как я буду занята на репетициях еще до премьеры. Но у тебя есть и другие родственники в Нью-Йорке. И если ты уверена в своем решении, я поговорю с твоим отцом.
– Я правда этого хочу. Это мое единственное желание. Спасибо.
– Пока не за что.
Она встала.
– Ни к чему откладывать трудный разговор.
– Я пойду с тобой. – Миранда отложила вязание в сторону. – Проверю, чтобы Флинн приложил лед к губе. – Она сжала руку Кейт. – Молодец.
– Давай-ка я возьму куртку. – Морин тоже встала. – И мы с тобой пройдемся.
– Может, мне стоит пойти с бабушкой Лили к папе?..
– Оставь это ей. – Морин обняла Кейт и вывела ее из комнаты. – Так уж вышло, что я знаю много людей твоего возраста. Как и Мири с Мэллори. И не все они актеры.
– А есть среди них симпатичные парни лет так восемнадцати-девятнадцати?
– Посмотрим, что можно придумать.
Когда Эйдан постучал в открытую дверь спальни Кейт, она уже знала, что Лили сделала все возможное.
– Привет. Я уже собиралась спускаться. Но не прямо сейчас, – добавила она, когда он прикрыл дверь.
Она собралась с духом.
– Ты злишься.
– Нет, я расстроен. Почему ты не рассказываешь мне о том, что тебе плохо?
– Ты бы не смог никак мне помочь.
– Откуда ты знаешь, что я не могу помочь? – бросил он в ответ. – Черт возьми, Кейтлин, если ты продолжишь молчать, то я даже не смогу попытаться.
– Ты злишься, ну и прекрасно, ну и злись. Но я не собираюсь прибегать к тебе в слезах. Опять. У меня есть право решать, чего я хочу и что мне нужно. И у нее есть право нести идиотскую чушь, которую проглотит пресса.
– У нее нет никакого права доводить тебя до того, что ты отказываешься от своих желаний и нужд. Я не нажимал на некоторые кнопки, чтобы не расстраивать тебя еще больше. Но Шарлотта далеко не единственная, кто умеет использовать прессу.
– Я не хочу!
От одной только мысли у нее стянуло живот.
– А вот она бы хотела. Ей бы понравилось такое внимание.
– Я бы не был в этом так уверен, – покачал головой Эйдан. – Если я не начинаю грязную игру, это еще не значит, что я не умею ее вести.
– Ты можешь сделать ей больно, – согласилась Кейт. – Я думаю, что на самом деле она недооценивает тебя и всех нас. Она ненавидит нас, всех нас, и поэтому недооценивает. И…
Чтобы дать себе время подобрать нужные слова, найти правильный тон, она провела пальцем по резьбе на столбике кровати.
– Я понимаю ее лучше, чем ты думаешь. В тот день Лили назвала ее бездушной. Бездушное подобие матери.
– Ты помнишь это?
Она вновь поймала его взгляд.
– Я помню все подробности того утра, начиная с того, как ты обнимал меня, когда я проснулась от кошмарного сна, а бабушка Лили пела со мной дуэтом, пока я принимала душ, чтобы я знала, что она рядом.
– Я этого не знал, – тихо сказал он.
– Я помню блинчики Нины и то, как мы с дедушкой собирали пазл. Потрескивающий огонь, рассеивающийся туман, через которое проглядывало море. Я помню то, что говорила она, я и все остальные.
Она села на край кровати.
– И она помнит, но иначе. Она перепишет сценарий, сыграет героиню или жертву – в зависимости от того, какая роль произведет большее впечатление. Но как бы она ни вспоминала, как бы ни переписывала, для нее этот сценарий не обо мне. Она просто использует меня, чтобы задеть тебя, дедушку, бабушку Лили, всю нашу семью, но в особенности тебя. Ты предпочел ей меня.
– Это нельзя назвать выбором. У меня не было выбора, Кейтлин. – Его самообладание иссякло, и он взял ее лицо в руки. – Ты стала подарком для меня. Что, если мы вернемся в Ирландию?
– Тогда мы просто спрячемся. В прошлый раз это сработало и дало мне то, что было необходимо. Но сейчас я нуждаюсь в другом.
– Почему Нью-Йорк?
– Самый далекий от Лос-Анджелеса город страны. Это первое. Бабушка Лили сможет меня приютить. Там живут Мо, Гарри, Миранда, Джек – все нью-йоркские кузены, ты же знаешь, они присмотрят за мной. Может, у меня и не получится