Я оставляю тебя в живых - Флориан Дениссон
Жереми и Максим не сводили глаз с губ Элоди, и после долгого молчания она наконец заговорила:
– Церемонией занимается совет. Я даже не знаю, о чем речь. Община Детей Гайи состоит из множества ячеек, и они сильно разобщены.
Жереми подождал продолжения, но Элоди молчала, так что он нетерпеливо спросил:
– Кто входит в совет?
– Понятия не имею, – медленно покачала головой она.
Жереми подался вперед, словно желая сократить пространство между собой и Элоди. Интонации его сделались гораздо мягче, и если бы он мог положить руку ей на плечо, он бы так и сделал.
– Послушайте, я ужасно тревожусь за своего друга. Я же говорю, он очень давно не дает о себе знать. Элоди, мне нужен ответ. На данный момент вы единственная, кто может мне помочь.
Лицо Элоди погрустнело, и Максиму захотелось обнять сестру, чтобы прогнать эту грусть. Элоди шмыгнула носом и прокашлялась.
– Я вообще ничего не знаю, – шепотом ответила она.
– Совет. Церемония… – В голосе Жереми послышалось нетерпение. – Эти слова решительно ничего вам не говорят?
Элоди сделала глубокий вдох и потрясла головой, словно пытаясь выйти из оцепенения.
– Нет, разумеется, мне известно, что это существует. До меня, как, наверное, и до всех в общине, доходили кое-какие слухи, – ответила она.
Теперь ее голос уже не дрожал.
– И что это были за слухи?
– Говорили, будто те, кто имеет честь входить в совет, обеспечили себе достойное место возле великого вестника.
Что означает «гуру», подумал Максим.
– Несколько месяцев назад, – продолжала Элоди, – великий вестник присоединился к общине, чтобы создать совет. Но больше я об этом ничего не знаю, все держалось в секрете, а я уважала эту тайну и вопросов не задавала.
Жереми пристально взглянул на фотографию Валентина и разгладил пальцами загнувшийся уголок.
– Вы должны рассказать мне все, что знаете! – потребовал он.
– Уходите! – возмутилась Элоди.
– Помогите хотя бы связаться с Валентином, – вставая, попросил Жереми.
Максим обошел стол и приблизился к журналисту.
– Я провожу вас, – спокойно произнес он, указывая рукой на дверь.
Жереми снова устремил на Элоди умоляющий взгляд, но ее глаза снова вперились в пустоту. Он сделал несколько шагов и остановился возле Элоди:
– Я вас очень прошу…
– Ну, идите же, идите! – вмешался Максим, подталкивая журналиста к выходу. – Что вам известно о деле, которое я расследую, и почему вы считаете, что оно имеет отношение к Детям Гайи? – шепотом спросил он уже снаружи.
Жереми подышал на ладони, пытаясь их согреть.
– Ничего мне не известно, – пожал плечами он. – Я вроде вас: делаю предположения на основе того, что знаю. А знаю я не так уж много.
Максим прищурился и внимательно вгляделся в черты Жереми. Свет, проникавший в сад сквозь крошечное окошко во входной двери, падал на его лицо. Если исключить реакцию на холод, все знаки языка тела указывали на то, что Жереми говорит правду, однако синергологию все же нельзя назвать точной наукой.
– Вы думаете, все эти убийства финансировала секта? Чтобы устранить нежелательных людей? – спросил жандарм.
– Или бывших приверженцев, – подхватил Жереми.
Максим обернулся и взглянул на дом. В его сознании возник образ Элоди, и по телу пробежала дрожь. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, он помассировал затылок.
Между двумя мужчинами повисла тишина. Жереми сунул руки в карманы, поднял глаза на Максима, и тот спросил:
– Что будете делать?
Журналист снова пожал плечами:
– Подыщу место для ночлега, а с завтрашнего дня продолжу расследование. У меня есть другие зацепки, но ваша сестра…
– Вы с ней поговорите, – перебил его Максим. – Но не сегодня. Она очень хрупкая, и я знаю, что в своем нынешнем состоянии она ничего не скажет.
Жереми кивнул, пожелал Максиму спокойной ночи и исчез в тумане.
Втянув голову в плечи и спрятав нос в поднятый воротник куртки, жандарм с минуту постоял неподвижно, а потом, заметив, что тьму окрасило желтоватое свечение фар, вернулся в дом.
В гостиной он обнаружил Элоди в той же позе: она по-прежнему сидела, облокотившись на стол и подперев голову руками. Она знала, что Максим смотрит на нее: его приближение выдал скрип половиц. И все же, когда брат наконец решился заговорить, она слегка вздрогнула.
– Мне кажется, самое время объяснить мне, почему на самом деле ты ушла от Детей Гайи.
26
Иветта Фаржас с ворчаньем рылась в старом секретере. В поисках того, что несколько минут назад попросил у нее Максим, ее загрубевшие мозолистые руки шарили по забитым всякой всячиной многочисленным ящикам. Найдя наконец, что искала, она снова что-то проворчала и направилась к дверям.
– Вот, нашла, – буркнула она, протягивая Максиму колоду марсельского Таро[19].
Хотя с помощью груды документов, платежных квитанций и налоговых ведомостей он и засвидетельствовал свою благонадежность, предприимчивая хозяйка настояла на том, чтобы раскинуть на него карты. В оправдание столь странного ритуала она сослалась на боязнь сглаза, и Максим понял, что обязан согласиться. Он вспомнил, что тогда она много раз выкладывала арканы и бормотала себе под нос что-то совсем для него непостижимое, но расклад явно вышел не слишком оптимистичным. Казалось, старуха сомневается, но потом она кинула взгляд на его зарплатную ведомость. Парень оказался жандармом, что давало сразу два преимущества: стабильную оплату и ощущение безопасности. На своем веку ей нередко случалось отвешивать пинки и вышвыривать со своей территории немало крепких мужчин, но теперь, в ее возрасте, следовало уже рассчитывать на тех, кто моложе и сильнее, чем она сама. Максим замечательно подходил, и вдобавок у него наверняка полно огнестрельного оружия, которым он в случае опасности без колебаний воспользуется.
Жандарму не удавалось вспомнить, ту ли колоду, которую она сейчас держит в руках, квартирная хозяйка, страшась дурного глаза,
