Я оставляю тебя в живых - Флориан Дениссон

– Почему же вы не обратились в полицию? – Максим мрачно взглянул на собеседника.

– Во-первых, Валентин предупредил меня, что ему придется пройти некий обряд посвящения, который потребует уединения на много дней, а возможно, и на несколько недель. Это все, что ему было известно, – он не знал, как надолго должен будет прервать всякие контакты со мной. Во-вторых, он подтвердил наши подозрения относительно того, что среди приверженцев секты есть один или несколько человек, сотрудничающих с силами правопорядка. Возможно, это высокопоставленные чины, имеющие вес при принятии решений и сборе информации.

– На чем основывалось это предположение? – напрягся Максим.

– Дети Гайи ставят себе в заслугу умение внедриться в общество и распространить свою власть за пределы общины, предпочтительно вербуя влиятельных и/или высокопоставленных лиц, почти как сайентологи. В Канаде все поданные мною иски закончились прекращением дела в связи с отсутствием состава преступления. Поэтому, приехав сюда, я не хотел насторожить полицию, тем более в таком маленьком городке, где новости распространяются очень быстро.

– И поэтому вы следили за мной?

Жереми кивнул, потом ответил:

– Полгода назад Валентин сообщил, что ваша сестра покинула секту. Я тогда подумал, что если потребуется помощь, то это наилучший вариант, но…

– Оказалось, что у нее есть брат-флик, – перебил его Максим.

Жереми скроил неловкую улыбку и, прежде чем заговорить, почесал макушку.

– До сих пор так и не удалось установить личность полицейского – или полицейских, причастных к деятельности секты, вот почему мне требовалось узнать о вас как можно больше.

– И что же, вы нашли ответы на свои вопросы?

– Не совсем, – пожав плечами, признался Жереми. – Но мне известно, что вы только что перешли из следственной бригады Анси в отдел расследований благодаря ходатайству… – Он замялся. – При всем моем уважении, мне кажется, вы в вашем чине не имеете настолько серьезного влияния в руководстве жандармерии, чтобы заинтересовать секту. Им скорее нужен тот, в чьей власти закрыть расследование или иметь доступ к важным сведениям.

Журналист вновь отхлебнул чая, внимательно посмотрел на Элоди, которая слушала его по-прежнему бесстрастно, и перевел взгляд на Максима:

– Все это дело скрыто в сплошном тумане, я долгие месяцы действую по наитию. Мне известно, что вы некоторое время жили у Детей Гайи, а если добавить тот факт, что ваша сестра сравнительно недавно вернулась к вам… Как бы сказать… Это меня нисколько не успокоило – я опасался, что лезу прямо в волчью пасть. Но мне было совершенно необходимо переговорить с вашей сестрой.

– Не понимаю, чем я могу вам помочь? – неожиданно включилась в разговор Элоди.

– Эти трупы, которые все множатся, навели меня на страшную мысль, что они связаны с Церемонией…

– Откуда вы про нее знаете? – резко прервал его Максим.

Жереми выдержал долгую паузу, не сводя глаз с Элоди, и спросил:

– Вы не рассказывали брату про Церемонию?

– Не уходите от ответа, Кобанян! – гневно пророкотал Максим, жестом упредив ответ Элоди. – Я просто спрашиваю вас, что вы знаете про Церемонию.

Жереми снова потер переносицу:

– Вообще ничего. Мне про нее говорил Валентин, который хотел узнать об этом побольше, но я считал, что слишком рискованно ворошить тайну, которая, похоже, охраняется очень тщательно.

Журналист вытянул шею и сосредоточил взгляд на лице Максима.

– Именно поэтому я сегодня здесь, – снова заговорил он. – Я думаю, ваша сестра может поведать нам, что скрывается за этой Церемонией.

24

Вокруг вырытой в земле глубокой ямы собрались человек десять. Все были одеты в красное, их лица скрывали головные уборы – наряд такой же, как у проводника. Того, кто его сюда привел, мальчик среди них уже не различал. Каждый в одной руке держал за металлическую петлю светильник, а в другой – связку дымящегося шалфея. Отсветы плясали на кончиках пальцев, завитки серого дыма клубились над головами, а в ноздрях мальчика смешивались запахи свежевскопанной земли и тлеющих сухих растений. Он обвел взглядом горизонт, и к горлу подступила тошнота: он понял, где находится. На кладбище.

В мертвой тишине мальчик шагнул вперед и осмелился заглянуть в зияющую дыру. На дне в ожидании, когда его займет тело, находился импровизированный гроб с откинутой в сторону крышкой. Чье тело?

При мысли о том, что его похоронят заживо, на глазах мальчика снова выступили слезы, и он прикинул, нет ли шанса избежать этого чудовищного ритуала. Но он обессилел и ни за что не мог бы в полной темноте, да еще и преследуемый сворой фанатичных святош, отыскать дорогу назад.

Потом он вспомнил ненастоящие руки, ноги и головы, которые ему пришлось скосить несколько минут назад. В конечном счете это всего лишь маскарад, испытание, которое он должен пройти до конца. Кто-то испытывает его нервы, его волю, его веру в общину. Его не могут похоронить заживо, это невозможно. В любом случае его семья никогда не дала бы согласия. К тому же, если хорошенько подумать, попытался утешить себя мальчик, он никогда не слышал о внезапном исчезновении детей его возраста.

Неожиданно один из присутствующих шагнул к нему, и мальчик узнал грубый голос проводника.

– В священном месте позади тебя ты уже избавился от своего двойного несовершенства. Отныне ты можешь спокойно умереть и, освободившись от груза прошлого, возродишься и начнешь новую жизнь в стремлении к абсолютной чистоте. Сойди в этот гроб, он будет последним пристанищем твоей телесной оболочки – последнего свидетельства твоей прежней жизни.

Его слова были недвусмысленны, а их значение чревато смыслом. Мальчик засомневался. А что, если символика испытания на этом заканчивается? А если все, что ему довелось пережить во время испытания, лишь готовило его к этому моменту? К моменту, когда он умрет. Есть только один способ узнать…

Неуверенным шагом он приблизился к гробу, спустился на дно ямы и улегся в деревянный ящик. Его зрение помутилось. Когда проводник опустил над ним тяжелую крышку, мальчик беззвучно заплакал.

Темнота мгновенно окутала его, точно саван, а когда раздался стук молотка, забивающего первый гвоздь, ему на миг показалось, что у него остановилось сердце. Он различил заунывную молитву, а потом глухие удары комьев земли по крышке гроба.

Пение как будто стало удаляться, пока полностью не исчезло.

Мальчика предали его участи, и единственным утешением ему стало собственное прерывистое дыхание.

Может, за ним скоро вернутся и откроют гроб? Или ему суждено умереть нынче же ночью в уже готовой могиле?

25

Максим и Жереми смотрели на Элоди, и та почувствовала себя загнанной