Я жила в плену - Флориан Дениссон
На центральной столешнице кухонного островка Максим накрыл роскошный завтрак, который вполне мог бы поспорить с утренней трапезой в неплохом отеле. Он не знал, что́ сестра обычно ест по утрам, и потому импровизировал, задействовав все содержимое шкафчиков. Кофе, чай, тосты и конфитюр, мюсли, соевое молоко со вкусом шоколада и овсяное молоко, горячая фасоль, белая и красная, – если захочется соленого. Он забраковал и вылил в раковину только мультивитаминный сок, который накануне забыл поставить в холодильник. Собирая на стол, Максим беззлобно отражал натиск нескольких котов и кошек, которые крутились рядом, терлись о его ноги и периодически атаковали столешницу в надежде украсть вкусненькое.
В дверях возникла Элоди в футболке брата, прикрывавшей бедра. Черные с проседью волосы она заплела в небрежную косу. Женщина улыбнулась, и у Максима перехватило дыхание. Ангельское лицо не изменилось, хотя время потрудилось на славу, добавив массу мелких морщинок.
– Надеюсь, ты проголодалась, – сказал он, стремительным движением подхватив толстого рыжего кота, похожего на знаменитого Гарфилда, – и у тебя нет аллергии на кошачью шерсть.
Элоди сделала еще несколько шагов и села на один из высоких табуретов.
– Не думала, что у тебя их столько! – воскликнула она. – Где они прятались вчера? Я ни одного не заметила.
– Они не мои, – ответил брат и осторожно опустил толстяка на кафельный пол. – Я квартальный распределитель корма, слух об этом разлетелся очень быстро, вот хвостатые и являются.
Молодая женщина издала хрустальный смешок.
– Мне пора на работу, – продолжил Максим и почесал затылок, чтобы скрыть смущение. – Вот здесь записан мой личный номер телефона, рабочий забит в контакты, если вдруг захочешь позвонить. В корзинке для фруктов я оставил две банкноты по пятьдесят евро. Что бы тебе ни понадобилось, сможешь это купить в маленьком торговом центре по соседству. До него десять минут хода, спустишься по дороге и пойдешь прямо – не заблудишься.
Элоди ничего не ответила, только сжала пальцы брата. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом он нарушил молчание:
– Забыл предупредить. Не закрывай балконную дверь. Пусть будет приоткрыта, как сейчас. Время от времени сюда является ворон. Я починил ему сломанное крыло, и теперь он удостаивает меня визитом. На балконе, в кормушке, лежит кусок сала с семечками, но ему почему-то нравится заходить в комнату. Топчется несколько минут в центре гостиной, а потом удаляется тем же путем.
– Ты жандарм или ветеринар?
Максим рассмеялся и тут же подумал, что вряд ли вспомнит, когда в последний раз смеялся так искренне, открыто, без всякого расчета или задней мысли.
– Я очень люблю животных…
– Знаю, милый. Я всегда считала, что ты предпочитаешь их людям.
Он отвел взгляд, никак не прокомментировав слова сестры, и продолжил наставления:
– Соседка, она же квартирная хозяйка, надолго тебя одну не оставит. Она до ужаса любопытна, во все вникает, сначала может показаться грубоватой, но сердце у нее доброе. Она без конца ворчит из-за котов и ворона, но, если мне не до них, первой начинает о них заботиться.
Перечисление бытовых деталей отвлекало Максима от тем, которые он не решался затрагивать. Останется ли сестра? Почему она вернулась? Почему сейчас, а не двадцать лет назад?
Он пошел к выходу и надел куртку, не рискнув спросить, чем Элоди намерена заняться, – он лишь надеялся, что застанет ее, когда вернется. Стоило ему приоткрыть дверь, в щель проскользнула кошка черепахового окраса, а позади раздался нежный голос сестры:
– Макс, я туда не вернусь. Никогда. Я больше не хочу с тобой расставаться.
* * *
Максим, стоя на парковке, видел в окне, что в бригаде уже кипит бурная деятельность. Ассия что-то обсуждала с Борисом перед входом в полутемный коридор, ведущий к камерам. Она заметила Максима, но ее лицо осталось невозмутимым. Максим умел угадывать чужие мысли, но ничего не смог понять по глазам любовницы. Наверное, он слишком эмоционально вовлечен в эту связь, и его оценка невольно искажается. Толкнув двери, он нос к носу столкнулся с Эммой.
– Мари Савиньи уже в допросной, – без предисловий сообщила она. – Борис ждет, не хочет начинать без тебя.
Павловски впервые продемонстрировал хоть какое-то доверие – за этим точно что-то кроется.
– Надеюсь, ее не продержали тут всю ночь? – спросил Максим, вспомнив вдруг, что коллега звонила ему накануне вечером.
– Нет, конечно, она пришла вчера сама, заявила, что принесла новые улики, но ее отослали домой – вежливо – и попросили: «Возвращайтесь завтра, мадам, как можно раньше». В семь ноль-ноль она стояла у дверей.
– Что за новые улики?
Глаза Эммы хитро блеснули, по губам скользнула улыбка, в которой, впрочем, не было ни грана насмешки. Максим слишком хорошо знал Эмму и понимал, что дело совсем в другом.
– Письма от похитителя.
– Что?! – От удивления брови Максима поползли на лоб.
– Мы с Ахмедом разбираемся с ними, но мать Виктории наверняка расскажет вам больше. Особенно если пустить в ход твои менталистские трюки.
Максим терпеть не мог, когда его науку сводили к вульгарному манипулированию, но он знал, что Эмма не из тех, кто хулит синергологию, – совсем наоборот. Она подкалывала его, чтобы расшевелить. Он тряхнул головой, гоня прочь ненужные мысли.
* * *
У двери кабинета номер один, самого большого и наименее мрачного из всех, он увидел напарника, коротко кивнул и вошел.
Сидевшая у стола Мари Савиньи выглядела погасшей. Она смотрела в пол пустым взглядом, сложив руки на коленях, как будто беззвучно молилась. На ней был унылый серый жакет и наглухо застегнутая блузка, на шее тяжким грузом висело большое распятие. Когда жандармы вошли, она молча подняла на них заплаканные глаза. Сейчас женщина напоминала не свидетельницу, а подсудимую в ожидании приговора за совершенное преступление.
Борис лучезарно улыбнулся и протянул руку, чтобы поздороваться и вывести Мари из ступора. Она с трудом привстала и ответила на рукопожатие. Максиму пришлось повторить жест напарника, прекрасно знавшего, что ему это не по душе. Не имело значения, допрашивал он свидетелей или подозреваемых, Максим всегда старался держать дистанцию.
Они сели одновременно, как по команде. Борис открыл картонную папку с копиями писем, Максим из-под ресниц наблюдал за матерью Виктории.
– Спасибо, что пришли так рано, мадам Савиньи, – начал Павловски. Она молча кивнула, и Борис продолжил: – Расскажите нам что-нибудь об этих письмах, прошу вас.
Женщина шумно сглотнула, порывисто вздохнула и начала:
– Я получала их каждый год, в одно и то же время плюс-минус несколько дней. Чуть раньше или позже девятнадцатого декабря, дня рождения Виктории. Во всех
