Убежище - Нора Робертс
– Дело не в…
Эйдан поднял руку, чтобы прервать Диллона.
– Я провел здесь не так много времени, как мой отец, как Лили, как Кейти, но достаточно, чтобы понять, что я был бы горд породниться с твоей семьей. Этим летом я присматривался к тебе.
– Да. – Диллон немного сдвинул шляпу назад. – Я это почувствовал.
Довольный, Эйдан сделал шаг назад.
– Что ж, если тебе нужно мое благословение, то оно у тебя есть. И если ты все испортишь, если причинишь боль моей малышке, я тебя из-под земли достану. Если сам не смогу, заплачу тому, кто сможет.
Диллон взглянул на руку, протянутую Эйданом, и пожал ее.
– Справедливо.
Рассмеявшись, Эйдан хлопнул его по спине.
– Пойдем выпьем пива.
Несколько часов спустя, счастливо измученная, Кейт шла с Диллоном к его дому.
– Я не знаю, как кто-либо из вас может вставать утром до рассвета после такого дня, как этот.
– Выносливость владельцев ранчо. Давай минутку посидим. Ночь так прекрасна.
Они почти все убрали и унесли, но несколько стульев остались стоять, поэтому она взяла один и вздохнула, глядя на море, звезды и упитанный лунный шар.
– Лучший момент дня, – бросила она ему вызов. – Выбери один. Не думай.
– Есть парочка, но, пожалуй, остановлюсь на том, когда ты танцевала с Хью.
– Один из моих любимых.
С холмов, отдаваясь эхом, донесся крик койота.
– Ты действительно не хочешь этого?
– Не хочешь чего?
– Выступать. На сцене или на экране.
– Нет, правда не хочу.
Она подняла лицо к небу, осознав, что как никогда счастлива. И причина тому предельно ясна.
– Это было весело, но я не хочу превращать это в профессию. Отец сегодня сказал, что бабушка с дедушкой никогда не выйдут на пенсию, и он прав. Мы, Салливаны, склонны выплескивать все это наружу – как и другая семья, которую я знаю. Я не хочу вкладывать все в актерство, и не из-за детской травмы. Просто я нашла другие вещи, через которые могу себя выразить.
Откинув волосы назад, она повернула к нему лицо.
– Хочешь узнать, какой у меня любимый момент дня?
– Конечно.
– Я несла из дома очередную порцию булочек. И увидела тебя с папой и дедушкой, вы стояли у гриля. Поднимается дым, в одной руке у тебя «лопатка», в другой – пиво. Руки дедушки двигаются так, как обычно, когда он рассказывает историю, а ты переворачиваешь бургеры и улыбаешься ему, в то время как папа качает головой. Мне не нужно его слышать, чтобы понять, что он говорит тебе перестать поощрять его.
Она взяла его руку и прижала к своей щеке.
– И, стоя там с подносом булочек для гамбургеров, я подумала: ну разве это не замечательно? Разве это не самое лучшее, что может быть? Смотреть на вас троих сквозь дым и музыку, толпа людей вокруг, дети катаются на пони, Лео танцует с Хейли, а Триша держит ребенка. И трое мужчин, которых я люблю. Вот они.
Его рука повернулась, чтобы крепко сжать ее руку. Его глаза не отрывались от ее лица.
– Если ты скажешь «как брата», я упаду замертво, прямо здесь и сейчас.
– Даже отдаленно не как брата.
Она обхватила его шею рукой, прижалась губами к его губам.
– Теперь все кончено, Диллон. Выключатель щелкнул, и больше его не выключить. Я люблю тебя. Это навсегда.
Диллон встал, сорвал ее со стула и поднял над землей. Снова завладел ее губами, когда она обвила руками его шею.
– Вот это официально лучший момент.
– И мой тоже.
Затем он подхватил ее на руки, чтобы отнести в дом.
– Слишком рано вынесли вердикт, – засмеялась она. – Возможно, лучший момент еще впереди.
– Думаю, у нас впереди много побед. Таких, как свадьба, например.
– Свадьба? Что-то ты быстро. Прямо ба-бах!
– Навсегда – значит навсегда.
– Но… брак… это…
Она почувствовала, как ее накрывает приступ тревоги, и потянулась за браслетом, которого не было.
– Это не ба-бах. Продыши тревогу, – как всегда спокойно сказал он. – Мы семейные люди, Кейт.
В этом он был прав, она не могла поспорить. И все же.
– Бабушка и Рэд, они любят друг друга, но не женаты.
Он приподнял ее чуть выше, чтобы открыть дверь.
– Рэд – это член семьи. И бабушка вырастила свою задолго до того, как они сошлись. А нам еще только предстоит создать свою.
– О боже, боже. Я же не хозяйка ранчо, Диллон. Ты же не думаешь…
Он поставил ее на ноги так резко, что у нее перехватило дыхание.
– Ты думаешь, это то, чего я хочу? Чего я жду? Что ты выйдешь за меня замуж и начнешь доить коров, убирать в стойлах? Для умной женщины ты, конечно, иногда говоришь глупости. У тебя есть работа, у меня есть работа. Какого черта я должен хотеть, чтобы ты бросила свою работу, то, что делает тебя счастливой, то, в чем ты так чертовски хороша?
– Ладно, но…
– К черту «но».
Он бросил шляпу на диван и провел пальцами по волосам.
– У тебя есть шикарная студия, и тебе захочется ею пользоваться, бывать в гостях у бабушки с дедушкой. Думаю, тебе стоит привезти сюда какие-нибудь вещи, чтобы можно было не мотаться туда-сюда по пустякам. Мы обоснуемся здесь. У нас есть дом. Ты знаешь, что тебе здесь понадобится. Черт, я могу переехать в коттедж, если это проблема. Какое это имеет значение? Я хочу тебя, и будь я проклят, если ты собираешься сказать мне, что любишь меня и это навсегда, а потом придумывать дурацкие оправдания насчет женитьбы и совместной жизни.
Когда ее глаза наполнились слезами, он запустил в волосы обе руки.
– Не делай так. Я не могу бороться со слезами.
– Я не пытаюсь бороться. Я не хочу борьбы. Ты построишь мне здесь студию?
– Мы, Кейт. Мы построим студию. Разве ты не понимаешь, что означает слово «мы»?
– У меня был небольшой опыт по части «мы», так что не дави на меня. Кроме того, – она ткнула его пальцем в грудь, – ты все продумал заранее.
– У меня на это были годы.
– А у меня – около минуты.
В ее словах был смысл, этого он не отрицал.
– Ладно. Все в порядке. Я могу подождать.
– Dannazione! – Она всплеснула руками.
За этим итальянским проклятием последовало еще несколько.
– К черту все. Мне нужно задать тебе один вопрос. Что ты видишь? – Она постучала ладонями по груди. – Что ты видишь, когда смотришь на меня?
– Я вижу очень много всего, но пока не могу это высказать. Я вижу женщину,
