Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
— Мне тоже, — прошипел я и, сделав глубокий вдох, вонзил Искру в самый центр разлома.
Мир взвыл.
В голове зазвучал скрежет — будто миллионы стеклянных осколков перемалывают друг друга, и этот звук лез прямо в мозг, игнорируя уши. Воздух вокруг меня пошел рябью, как на экране старого телевизора, который пытаются настроить кувалдой. Из пробитой мной дыры хлынул не свет и не тьма — чистый, незамутненный хаос. Поток сырой, первозданной энергии, еще не ставшей ни Жизнью, ни Пустотой.
И Искра начала жрать.
Она не просто поглощала — она всасывала этот поток с утробным, чавкающим восторгом, как гигантский пылесос. Меч в моей руке раскалился добела, а потом, наоборот, стал обжигающе ледяным. Черные вены на нем вспыхнули так, что пришлось зажмуриться.
А меня рвало на части. Я больше не управлял процессом, превратившись в клапан, который сорвало под чудовищным давлением. Поток хаоса не просто тек сквозь меня — он переписывал меня, стирая старые файлы и загружая новые, битые, зараженные вирусом вечности. Кровь хлынула из носа, из ушей. Боль достигла такого пика, что я заорал, но крик утонул в этом беззвучном реве.
— По-по-поглощение… эне-ергии… уровень… за-запредельный… С-системный восторг… — проскрежетало у меня в мозгу, и бесстрастный голос Искры впервые сорвался, пойдя помехами.
На самой грани, когда сознание уже уплывало, а тело было готово рассыпаться в пыль, поток иссяк. Разлом с тихим, обиженным щелчком схлопнулся.
Я рухнул на колени, едва успев выдернуть меч. Из горла вырвался сиплый, сдавленный хрип. Тело превратилось в одну сплошную, ноющую рану. Но меч… он был другим.
Он больше не был голоден. Он был… сыт. Полон до краев. Черные вены на нем не пульсировали — они ровно, мощно светились изнутри иссиня-черным, холодным светом.
— Зарядка завершена. Энергетические ячейки полны, — раздался в голове спокойный, почти довольный голос Искры. — Кажется, я немного переела. Можно приступать к работе.
Подняв голову, я увидел, как расколотый белый обелиск в центре зала отзывается на эту новую силу. Трещина на нем замерцала, а символы на его поверхности один за другим начали вспыхивать ровным, молочным светом. Он просыпался.
— Работает… — выдохнул я, сплевывая на пол сгусток крови. — Кажется, работает…
— Возвращаются! — крик Ратмира с порога заставил меня обернуться.
Мой отряд, до этого прятавшийся за проломом в стене, теперь осторожно, как саперы, возвращался в зал. Лица их были бледными, глаза — круглыми от ужаса. Они не видели моей внутренней борьбы, зато прекрасно слышали беззвучный вой, который сотрясал сами основы этого места.
— Что это было, Магистр⁈ — Елисей подбежал ко мне, его взгляд метался между мной, моим мечом, который теперь ровно и мощно светился изнутри, и оживающим обелиском. — Это… это было неправильно! Вы не просто открыли кран, вы… вы сломали плотину!
— Главное, что теперь у нас есть вода, — прохрипел я. — А теперь заткнитесь и смотрите. Кажется, начинается вторая серия.
Не успел я договорить, как белый обелиск вспыхнул. Яркий, но не слепящий молочный свет залил зал, заставляя тени сжаться по углам, и снова, как в прошлый раз, прямо в наших головах раздался бесстрастный, механический голос:
«ИСТОЧНИК ПИТАНИЯ ОБНАРУЖЕН. СИСТЕМА СТАБИЛИЗИРОВАНА. ЗАГРУЗКА АРХИВА… ПОВРЕЖДЕННЫЙ СЕКТОР ОБНАРУЖЕН. ЗАПУСК ПРОТОКОЛА ВОССТАНОВЛЕНИЯ ДАННЫХ ИЗ РЕЗЕРВНОЙ КОПИИ… ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ ЗАПИСИ „ПРОЕКТ_СТРАЖ“».
Над вершиной обелиска начало рождаться изображение — на этот раз не рваное и хаотичное, а четкое, ясное, пугающе реальное. Мы снова оказались в той самой лаборатории-соборе, однако картина была иной. Никакого величия, только отчаяние.
Уцелевшие Архитекторы, чьи сияющие фигуры потускнели и мерцали, как догорающие свечи, метались вокруг трех постаментов. На них, в вибрирующих от напряжения силовых полях, парили три объекта.
Первым был сгусток абсолютной, всепоглощающей тьмы, который я узнал сразу. Мой будущий меч. Он бился и корчился, как живое существо, пытаясь вырваться. «Так вот как тебя слепили, дружище, — пронеслась в голове холодная мысль. — Не в кузне, а в аду. Из чистого, концентрированного „ничего“. Приятно познакомиться, так сказать, с родителями».
Вторым — шар слепящего, яростного золотого света, источавший волну неконтролируемого роста. Он не просто сиял — он порождал вокруг себя мимолетные, уродливые формы, которые тут же распадались. Арина рядом со мной издала тихий, сдавленный стон узнавания.
И третьим… третьим был идеальный, многогранный кристалл, похожий на гигантский алмаз. Он не светился и не поглощал свет — он его преломлял, раскладывая на тысячи радужных бликов. Абсолютно неподвижный, он источал такой незыблемый, вечный покой, что хотелось выть от тоски. Порядок.
— Ключи… — прошептал Елисей, и в его голосе смешались благоговение и ужас. — Они не нашли их. Они их… создали. Изолировали чистые аспекты.
Картинка сменилась. Архитекторы, используя какие-то непостижимые инструменты из чистого света, начали «ковать» эти аспекты, придавая им форму. Тьма сжималась, вытягивалась, обретая знакомые очертания клинка. Золотой свет сплетался в изящный, богато украшенный скипетр. А ледяной кристалл превратился в массивный, почти грубый боевой молот, каждая грань которого была безупречна.
А потом в зал вошли они. Трое добровольцев.
У них были не бесформенные фигуры из света, как у Архитекторов, а высокие, изящные, но вполне материальные тела. И лица, на которых застыла мрачная, непоколебимая решимость.
Запись показала жестокий, болезненный ритуал, от которого отвернулись даже мои закаленные вояки. Архитекторы не просто вручили им оружие — они «вживляли» Ключи в носителей, сплавляя их души и тела с первозданной силой. Одного из воинов окутала тьма, превращая его доспехи в черный, как ночь, панцирь. Заглянув в его шлем, в эту бездну, я увидел не чужое лицо, а свое собственное. Свое будущее. Или свое прошлое. Черт его разберет.
Второго пронзил золотой свет, и его броня засияла, как полуденное солнце. Арина замерла, глядя не на воина, а на воительницу. В сияющих золотых доспехах, с ее лицом, с ее глазами. Она смотрела на свою прародительницу. И на свой приговор.
Третьего сковал лед, превратив его доспехи в мерцающий, кристаллический монолит.
Когда все закончилось, перед нами стояли трое. Уже не просто воины. Стражи.
Один — в темных, как сама Пустота, доспехах, с моим мечом в руке. Вторая — в сияющих, золотых, со скипетром Жизни. И третий — в серебряных, кристаллических, с ледяным молотом Порядка на плече.
— Они стали живыми контейнерами, — прошептала Арина, и ее лицо было белым, как
