Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
Последний кадр был молчаливым и величественным. Трое Стражей, спина к спине, стояли перед гигантским, рваным разломом в реальности, из которого сочился первозданный хаос. Я скосил глаза на Ратмира. Он не смотрел на магию, он смотрел на воинов. На их стойку, на их решимость. Он не видел богов или демонов. Он видел солдат, идущих на свой пост. На вечное дежурство. И в его взгляде, впервые за все время, я увидел не страх, а глубокое, почтительное уважение. Уважение солдата к другим солдатам.
Их задача была не в том, чтобы победить. А в том, чтобы вечно поддерживать хрупкий баланс, не давая трем аспектам уничтожить друг друга и всю реальность.
Запись оборвалась на том, как они делают первый шаг к Разлому, исчезая в его ревущем, беззвучном пламени.
Изображение погасло. Обелиск снова стал просто куском белого, расколотого камня.
В зале повисла такая тишина, что было слышно, как у кого-то из солдат Ратмира стучат зубы.
— Значит… — Ратмир наконец нашел в себе силы заговорить, и его голос был хриплым. — Все это время… мы молились не богам. Мы молились… тюремщикам.
Никто ему не ответил. Мы смотрели на расколотый обелиск, и каждый думал об одном и том же.
Что, черт побери, могло пойти не так? Что могло сломать трех бессмертных стражей, державших на своих плечах всю эту проклятую реальность?
И, что самое страшное, — что случилось с двумя другими?
Глава 4
Тюремщикам. Ратмир, сам того не зная, подобрал единственно верное слово. От этого слова в мертвой тишине зала стало еще холоднее. Весь наш героический поход, все пафосное превозмогание — оказалось, мы не спасители мира, а кучка дикарей, случайно набредших на мавзолей давно сдохшей цивилизации и с удивлением разглядывающих инструкцию к самоуничтожению. Началось в колхозе утро.
Первым, как и положено солдату с уставом караульной службы вместо рефлексии, очухался Ратмир. Не задавая философских вопросов, он качнул своей квадратной башкой, будто отгоняя назойливую муху вселенского масштаба, и уставился на меня. Во взгляде читалось не страх, а простое, как удар дубиной, требование: «Приказ, командир?».
Елисей же, напротив, напоминал привидение, которому только что объяснили, что оно умерло в прошлом веке и зря платило за ипотеку. Схватившись за голову, он сидел на земле, дрожа как в лихорадке. Вся его наука, вся стройная картина мира, где магия была великим искусством, только что рассыпалась в пыль.
— Хватит рефлексировать, туристы, — мой голос резанул по ушам, заставив всех вздрогнуть. Все еще холодный и плоский, он, кажется, обрел стальные нотки. — Экскурсия продолжается. Подъем.
Опираясь на меч, который теперь служил мне персональным счетчиком Гейгера и настойчиво щелкал в одном направлении, я двинулся вглубь мертвого зала. Мы обошли расколотый монумент, и взгляд мой уперся в стену за ним. С виду монолитная, она обманывала глаз: мое новое, уродливое, черно-белое «зрение» различало иное. Не камень, а… шов. Тонкую, как паутинка, линию, по которой едва заметно «искрило», словно при плохом контакте. Дверь. Идеально замаскированная, без ручек и замков.
— Елисей, — повернулся я к парню, который все еще сидел на полу, чертя на пыли какие-то формулы. — Хватит косплеить Архимеда. Работа есть.
Он вздрогнул, поднял на меня испуганный, но уже заинтригованный взгляд и, пошатываясь, подошел.
— Что это, Магистр? — прошептал он, вглядываясь в сложнейшую вязь символов. — Я… я не чувствую в них магии. Ни капли. Они… пустые.
— Тогда действуй не как маг, а как техник, — бросил я. — Забудь про «плетения». Представь, что это проводка. Прозвони ее.
Его лицо вытянулось, однако в глазах, где до этого плескался ужас, вспыхнул огонь. Он понял. Я говорил с ним как с равным специалистом. Кивнув, он выставил перед собой посох. Тонкие, как паутинка, нити чистого света, подобно пальцам слепца, начали осторожно ощупывать схему. Елисей замер, прикрыв глаза.
— Центральный узел… перегружен. От него расходятся три основных канала, но два из них… оборваны. Третий… активен, но его сигнал затухает, упираясь в… барьер.
В тот миг, когда его магический щуп коснулся этого барьера, вся вязь на стене вспыхнула багровым, злым светом. Из нее, точно щупальце, вырвался сгусток энергии и ударил прямо в Елисея. Парень вскрикнул и отлетел назад, сбитый невидимой кувалдой. Его посох с сухим треском разлетелся на щепки, а сам он мешком осел на землю. Изо рта пошла пена.
— Система активна. Зафиксирована враждебная реакция на попытку несанкционированного доступа. Эффективность их файрвола — высокая, — бесстрастно сообщила Искра. — Этот юнит выведен из строя. Предлагаю использовать его как источник питания. Он теплый.
— Отставить! — рявкнул я, бросаясь к Елисею.
Арина уже была рядом. Ее ладони вспыхнули золотым светом, окутывая парня. Багровые руны, оставленные ударом на его теле, зашипели и начали таять под ее теплом.
— Это не просто замок, — прошипела она, поднимая на меня злые глаза. — Это ловушка. Она питается магией.
При взгляде на эту дьявольскую схему внутри закипала холодная ярость. Они ждали нас. Знали, что мы придем.
— Ратмир, — я повернулся к воеводе, который уже выставил своих людей в боевой порядок. — Осмотри стену. Не символы. Сам камень. Ищи стыки, трещины, что угодно, что выглядит… неправильно.
Пока Арина приводила в чувство нашего хакера-неудачника, Ратмир, как заправский прораб, принялся простукивать стену рукоятью меча. Его солдаты, следуя примеру, начали ощупывать каждый выступ. А я… я боролся с собой.
Внутренний голод взвыл от восторга. Багровая защита, этот файрвол, была соткана из чистой, концентрированной энергии Пустоты. Она манила, звала, обещала сытость. Искра в руке дрожала, умоляя разрешить ей «поужинать». Соблазн был велик — просто подойти и сожрать эту ловушку, однако цена оказывалась слишком высокой. Снова стать монстром? Нет. Стиснув зубы, я заставил себя думать. Как человек.
— Магистр! Сюда! — голос Ратмира вырвал меня из этой внутренней борьбы.
Он стоял у стены метрах в десяти от двери, указывая на пол. Там, под слоем тысячелетней пыли, виднелась едва заметная плита, отличавшаяся по цвету. На ней был вырезан всего один символ, такой же, как на двери.
— Это не замок, — прохрипел я, и меня осенило. — Это, чтоб его, клемма. Минус. А дверь — это плюс. Они не ждут, что мы будем ломать замок. Они ждут, что
