Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
Голограмма вспыхнула в последний раз. На ней была не схема, а… оружие. Мой меч. Вот только показывали его не как ключ, а как инструмент. Идеальный, хирургически точный скальпель.
«Единственный чистый, незамутненный аспект, который не стремится ни к росту, ни к сохранению, — это Пустота! — в голосе Архитектора звучал фанатичный, ледяной восторг. — Голод! Он не созидает и не замораживает. Он просто… обнуляет! Возвращает все к исходному состоянию! К чистому листу, на котором не останется ни болезни, ни ее симптомов!»
В зале повисла мертвая, оглушительная тишина. От этой чудовищной, безупречной в своей логике философии у меня на голове шевелились волосы. Так вот кем они были. Не злодеями. А, чтоб их, санитарами вселенной — радикальными хирургами, решившими, что лучший способ вылечить головную боль — это гильотина. И в их плане все живые существа оказывались не врагами, а просто… опухолью, подлежащей удалению.
«Во имя этой великой цели мы создали Орден, — закончил голос, и в нем прозвучал откровенный, фанатичный триумф. — И мы будем ждать. Ждать того, кто сможет не просто владеть Ключом, но стать им. Ждать Наследника Голода».
Наследника Голода. Два слова, упавшие в мертвую тишину. Бульк — и тишина. Лишь круги по воде, в наших головах превращавшиеся в цунами. Этот театр абсурда был не финалом. Всего лишь аннотацией. Сейчас начнется сама книга.
И она началась. Прежде ровный, голос Архитектора зазвучал иначе. В нем не было ни сомнения, ни злобы — только холодная, несокрушимая убежденность фанатика, который собирается объяснить дикарям, почему их деревню необходимо сжечь дотла.
— Наш путь — не сдерживание. Наш путь — исправление, — каждое слово отпечатывалось в мозгу раскаленным железом. — Единое раскололось на три искажения. И чтобы вылечить пациента, нужно устранить их все. Без остатка.
Голограмма над обелиском снова ожила, но на этот раз показывала не прошлое, а их будущее. В центре трехмерного изображения парили три знакомых нам артефакта: мой черный меч, сияющий золотой скипетр и массивный, сотканный из чистого льда боевой молот.
— Три Ключа. Три раковые опухоли на теле мироздания, — голос Архитектора стал почти гипнотическим. — Их нельзя уничтожить по отдельности. Их нельзя сбалансировать. Их можно лишь… свести воедино.
Черный клинок на голограмме ожил, начав всасывать пространство вокруг себя. Золотой скипетр и ледяной молот, притянутые невидимым магнитом, устремились к нему.
— Безумец! — не выдержал Ратмир. Его голос прозвучал хрипло, как скрежет гравия. Он смотрел на голограмму не как на магию, а как на тактическую карту, и увиденное не укладывалось ни в один устав. — Он хочет столкнуть их! Это же… это взорвет все к чертовой матери!
— Нет, — прошептал Елисей. В отличие от воина, в его лихорадочно блестевших глазах читался не страх, а восторг ученого, наблюдающего за чудовищным, но гениальным экспериментом. — Не столкнуть. Поглотить.
Словно в подтверждение его слов, изображение изменилось. Коснувшись меча, скипетр растворился в потоке золотого света. Молот рассыпался на миллионы кристаллических осколков. Лезвие жадно всосало все это, вспыхнуло, а потом… просто погасло, оставив после себя лишь абсолютную, звенящую пустоту.
— Ключ Пустоты, — в голосе Архитектора прозвучало благоговение. — Он — не просто оружие. Он — катализатор. Единственный инструмент, способный поглотить две другие крайности и вернуть их в первозданное состояние. В ничто.
«Анализ. Предложенная концепция „очищения“ имеет внутреннюю логику, хотя и является деструктивной, — с бесстрастием машины прокомментировала у меня в голове Искра. — Эффективность… теоретически высокая. Мне нравится этот план. Он радикальный».
— Это не очищение! Это геноцид! — выкрикнула Арина. Лицо ее побелело, а в сжатых до хруста кулаках яростно вспыхнул и погас ненавистный ей золотистый свет.
Будто отвечая ей, голос Архитектора стал жестче, холоднее лезвия гильотины.
— Уничтожить всю жизнь. Весь порядок. Стереть эту вселенную, эту неудачную, бракованную попытку. И уже из этого абсолютного, изначального небытия, из тишины, что была до Большого Взрыва, мы, те, кто выживет, найдем способ воссоздать Единую Энергию. Правильно. Без ошибок.
В его словах было не просто безумие — в них была чудовищная, до омерзения стройная логика. Не разрушение ради разрушения, а тотальная зачистка. Откат к заводским настройкам, чтоб его. Форматирование вселенной ради попытки установить новую операционную систему. И все мы, со своими войнами, любовью и честью, были просто битыми файлами, подлежащими удалению.
Эта чудовищная философия породила во мне внутреннюю борьбу. Аналитик восхищался чистотой и масштабом замысла, тогда как маленький, почти задавленный остаток человека внутри выл от ужаса.
И вдруг — холодная, как сквозняк, мысль: а что, если он врет? Что, если это не «очищение», а просто жажда власти, прикрытая красивой философией?
Мой взгляд вцепился в голограмму. Изображение было кристально чистым, однако в тот миг, когда Архитектор произносил слова о «воссоздании», оно на долю секунды дрогнуло. Помеха. Едва заметная рябь, как на воде, в которую бросили камень. Случайность? Или… намеренное искажение?
— Он не уверен, — прошептал я, сам не веря своим словам.
— Что? — обернулась ко мне Арина.
— Он не уверен, что сможет что-то воссоздать, — повторил я громче. — Он говорит «найдем способ». Не «мы сможем». Вся его философия построена на предположении. Он готов уничтожить все сущее ради призрачного шанса!
— Он не хирург, — прорычал Ратмир, и в его глазах вспыхнула чистая, солдатская ярость. — Он игрок, который ставит на кон не свои фишки, а наши жизни!
Голограмма погасла. Запись подошла к концу.
— Мы не злодеи, — прозвучал в последний раз голос Архитектора, и в нем не было ни оправдания, ни сомнения. Только холодная, несокрушимая уверенность хирурга, собирающегося ампутировать прогнившую конечность. — Мы — санитары. И мы очистим эту вселенную от болезни, имя которой — бытие. Даже если для этого придется сжечь самого пациента.
Запись оборвалась. Обелиск снова стал простым куском тьмы. В зале повисла такая тишина, что был слышен стук моего собственного, все еще живого, сердца. И в этой тишине пришло самое страшное осознание. Они не просто хотели нас убить. Они хотели нас стереть, искренне веря, что оказывают этим услугу. И где-то в глубине их безупречного плана, как я только что понял, зияла огромная, черная дыра сомнения. Они сами не знали, что будет после. И это делало их самыми опасными азартными игроками во вселенной.
Не успела тишина стать привычной,
