Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
— Не кита, — тут же встрял Елисей, подбегая и проводя рукой по гладкой поверхности. — Это… силовой канал! Токопроводящая жила! Только он не передает энергию — он сам был энергией! Застывшей!
Он смотрел на Ратмира с восторгом сумасшедшего ученого, а воевода — на него, как на полного идиота.
— Анализ верный, — бесстрастно подтвердила у меня в голове Искра. — Это остатки первичной энергосети. Структурные повреждения аналогичны тем, что возникают в твоих примитивных устройствах при воздействии высоковольтного разряда. Коэффициент разрушения — максимальный.
Мы вышли к тому, что когда-то, видимо, было центром этого технологического чуда. Не храм, нет. Храмы строят для поклонения; это место было построено для работы. Исполинское здание походило на гибрид кафедрального собора и адронного коллайдера. Его стены, сотканные из полупрозрачного, молочного кристалла, были испещрены сетью темных трещин, а гигантский купол, некогда венчавший его, провалился внутрь, открывая вид на серое, безжизненное небо.
Сквозь пролом в стене, достаточно большой, чтобы в него мог въехать «КамАЗ», мы шагнули внутрь. Зал встретил нас оглушительной, давящей тишиной. Толстый, нетронутый слой пыли, копившейся здесь тысячелетиями, покрывал все вокруг. Лишь в лучах тусклого света, пробивавшихся сквозь дыру в куполе, она кружилась в медленном, почти гипнотическом танце. Этот зал не был собором; он был мавзолеем. Мавзолеем, посвященным богу по имени «Высокие Технологии».
И в самом центре этого мертвого зала, на возвышении, куда вели широкие ступени, стоял он. Второй обелиск.
В отличие от своего черного, зловещего брата, этот, сотканный из того же молочного кристалла, что и стены, казалось, светился изнутри собственным, давно погасшим светом. Он был выше, изящнее, и его поверхность покрывала не текучая вязь, а строгая, геометрически выверенная сетка символов. Порядок.
Но он был сломан.
От самого основания до вершины его прорезала уродливая, черная трещина, похожая на застывший разряд молнии. Ее края были оплавлены, почернели, будто от чудовищного, нечеловеческого жара. Что бы ни сломало эту цивилизацию, свой главный удар оно нанесло именно сюда.
— Святыня… осквернена… — выдохнул Елисей, и в его голосе прозвучали слезы. Он рухнул на колени, глядя на расколотый монумент с таким отчаянием, будто это был не камень, а труп его родной матери.
— Похоже, здесь была драка, — проскрежетал Ратмир, его рука сама собой легла на эфес меча. — И тот, кто дрался, был чертовски зол.
Арина молчала, глядя на трещину. Не на повреждение — на рану. Такую же глубокую и незаживающую, как та, что теперь была в ее собственной душе.
Игнорируя их, я медленно пошел вперед. Мой внутренний компас больше не тянул — он вибрировал, как натянутая струна. Подойдя к обелиску, я протянул руку.
— Магистр, не надо! — крикнул Елисей, но было уже поздно.
Мои пальцы коснулись холодной, гладкой поверхности кристалла.
И на мгновение обелиск ожил.
Не видения, не голоса — лишь низкий, едва слышный гул, похожий на вздох векового старика. Геометрические символы на его поверхности вспыхнули тусклым, молочным светом и тут же, с сухим треском, похожим на звук лопнувшей лампочки, погасли. Тишина. Архив снова уснул.
— Архив поврежден, — раздался в голове бесстрастный голос Искры, и в нем прозвучало что-то похожее на разочарование. — Отсутствует питание. Зафиксирован аварийный сброс. Для полной инициализации требуется внешний источник энергии. Значительной мощности.
— Значительной мощности… — прохрипел я, отшатнувшись от мертвого кристалла. — Отлично. Прекрасно. Где тут у нас ближайшая атомная электростанция? Адресок не подскажешь?
Никто моего юмора, как обычно, не оценил. Ратмир хмурился, глядя на расколотый обелиск с выражением плотника, которому заказали починить рояль с помощью топора. Елисей же, наоборот, почти плакал от досады.
— Он пуст! — всхлипнул парень. — Нужна… нужна сила, способная зажечь звезду! Где мы ее возьмем⁈
Не отвечая, я закрыл глаза, снова погружаясь в свое новое, уродливое, черно-белое зрение. Этот мертвый город-механизм предстал передо мной не руинами, а картой. Картой чудовищной катастрофы, оставившей после себя шрамы. Невидимые для обычного глаза, они пронизывали все вокруг — тонкие, мерцающие разломы в самой ткани реальности, похожие на трещины на лобовом стекле после попадания камня. Они не кровоточили, нет. Однако они «фонили». Из них сочилась та самая первичная, хаотичная энергия, которая когда-то и разнесла здесь все к чертовой матери.
Мой внутренний зверь, моя голодная Искра, отозвалась на это зрелище утробным, требовательным урчанием. Это была не просто еда. Это был шведский стол.
— Кажется, я нашел нам «розетку», — сказал я, открывая глаза.
— Что ты задумал? — Арина, до этого молчавшая, сделала шаг вперед. В ее глазах плескалась тревога. Она тоже чувствовала эти разломы, однако для нее они были не источником, а ранами. Открытыми, гноящимися ранами на теле мира.
— План простой, как три копейки, — я обвел взглядом зал. — Мы не можем построить новый генератор. Зато можем устроить короткое замыкание в старой проводке. Я просто… проткну одну из этих трещин. Открою кран на пару секунд. Этого должно хватить.
Его лицо вытянулось, побелело, как сметана, когда Елисей уставился на меня, как на полного психа.
— Магистр, это не трещины! Это сдерживающие печати! Если вы их тронете, вы не просто выпустите энергию — вы разрушите саму матрицу этого места! Это как выдернуть несущую стену из здания, чтобы разжечь костер!
— Это безумие, Михаил! — Арина подошла почти вплотную, и ее теплое поле заставило мой внутренний холод злобно зашипеть. — Это не просто энергия! Это открытая, гноящаяся рана на теле мира! Ты собираешься сунуть в нее руку — она сожрет тебя, и даже костей не оставит!
— Лодка уже тонет, принцесса, — я криво усмехнулся. — Я просто пытаюсь использовать эту дыру, чтобы выплеснуть воду наружу. Других вариантов у нас нет. Ратмир, — я повернулся к воеводе, — уведи всех к выходу. И будь готов бежать. Очень быстро.
Ратмир долго смотрел на меня, потом на Арину, потом на Елисея, который уже, кажется, был готов упасть в обморок. В его солдатской башке шла сложная работа. А потом он просто мотнул подбородком.
— Выполняю, командир.
Оставшись один посреди зала, я пошел к самой большой, самой уродливой трещине в стене, пульсирующей едва заметным, больным светом. Меч в моей руке дрожал от предвкушения.
— Анализ. Выбранный разлом нестабилен. Вероятность неконтролируемой цепной реакции — сорок два процента, — бесстрастно сообщила
