Князь поневоле. Регент - Илья Городчиков

— Нейтралитет? — усмехнулся полковник. — А вы думаете, когда князья начнут резать друг друга, они оставят в покое Сибирь с её заводами и хлебом?

Неожиданно все взгляды устремились в мою сторону. Я стоял, опираясь о столешницу. Нога продолжала болеть, и нужно было максимально её разгрузить. С дороги мне не удавалось соображать быстро, тем более что вопрос был не из простых. Группа людей собиралась решать судьбу страны и сотен миллионов подданных русской короны.

Я был не просто знатным дворянином. Мои фабрики в Томске — оружейная и обувная — делали меня серьёзной фигурой. Мои нефтяные вышки на Кавказе и уральские заводы давали влияние на государственной площадке. Но главное, что у меня был Пётр Щербатов, бывший единственным претендентом за уральским хребтом.

Мне хотелось миновать таких сложных вопросов, не решать их, но одного только взгляда Ольги хватило, чтобы мне стало ясно — мирного решения не будет. Ольга сама происходила из семейства Щербатовых, и если в стране начнётся противостояние, то её точно не оставят в стороне. Можно попытаться объявить от своего имени отсутствие у Петра Щербатова претензий на русский престол, но верил ли я в такой простой исход? Сейчас, в войне за всю Империю, непричастных точно не будет. Возможно, что крестьянина, который проживает где-то в глухом лесу, война и не затронет столь сильно, но своими действиями я успел поставить себя слишком высоко, чтобы опустить руки и попытаться сбежать от войны.

— Нейтралитет невозможен. — Наконец разорвал я растянувшуюся тишину. — Раз вы собрались здесь, значит, сами это поняли. Если кто-то не хочет участвовать, то бегите из страны сейчас. У вас ещё есть пара-тройка дней до того, как война закипит. — Никто не шевельнулся, и я продолжил: — Если все остаются, то должны понимать, что бросаться в драку раньше времени никак нельзя. Нам нужно время. Томск должен быть готов ко всему. — Я вздохнул. — Сейчас расходитесь. У вас есть время бежать или думать.

Тишина губернаторского кабинета после совета давила тяжелее, чем стоны раненых на перевязочном пункте под Берлином. Я остался один, отклонив предложения сопровождения — мне нужно было думать. Не как князю, не как промышленнику, а как солдату, который видит, как противник скрытно занимает высоты перед атакой.

Пётр.

Мальчик, которого я поклялся защищать перед его старым, практически умирающим дедом, теперь стал разменной монетой в игре за империю. Его фамилия — Щербатов — звучала как выстрел в этой зловещей тишине. Одиннадцать лет. В его возрасте я гонял голубей в городских парках, а он уже должен был стать знаменем для тех, кто не хочет видеть на троне ни Долгоруких, ни Волконских, ни кого бы то ни было ещё.

Я подошёл к окну. Томск спал, засыпанный снегом, но этот сон был обманчив. Завтра, послезавтра — кто знает, когда дойдёт весть, что в Москве началась резня? А она начнётся. Это я понимал лучше других. В моей истории восстание подняли демократы, умудрились согнать царский режим, но не смогли остаться на вершине сами, окончательно погрузив страну в пучину хаоса.

Первым, что нужно было сделать, так это организовать полную безопасность города и его окрестностей. Ольга, как моя законная жена, уже успела распорядиться удвоить караулы вокруг усадьбы. Казаки второй добровольческой дивизии были надёжны, но я уже писал письма, которые важно было отправить на Урал и в большие города, собирая моих штурмовиков. В Сибири их было достаточно, поскольку эти подразделения были критически важными, на которые выделяли громадные надежды, а потому мощные сибиряки подходили как никто другой. Всем ветеранам я обещал всяческую помощь, если они согласятся подчиняться моему управлению. Всё же лучше было сражаться под управлением знакомого офицера, который шёл в атаку в авангарде, возглавляя штурм.

Также были подготовлены сообщения к казачьим атаманам. Непонятно, как решатся действовать казачьи войска. Возможно, кто-то перейдёт на сторону одного из претендентов, другие попытаются добиться независимости, но предугадать всё не получится.

Но этого мало.

Нужно подготовить убежище. Не в городе — здесь мы как на ладони. Вековые леса за Томском, охотничий домик, о котором знают лишь трое из моих слуг. Туда — если всё рухнет — можно будет уйти с Петром, Ольгой и всей обширной семьёй. На неделю, на месяц. Пока не стихнет первая волна. Да в тесноте, но не в обиде. Во всяком случае, это куда лучше, чем помереть.

Вторым, что я предполагал сделать, так это связаться со Сретенским. Он был одним из немногих генералов, который до самого конца сражался на «передке» и ценил жизни солдат. К тому же под его управлением было бронетанковое войско, которое в условиях гражданской войны сыграет громадную роль. Он сможет помочь мне, вполне возможно, что готов будет предоставить информацию о творящихся среди генералов настроениях.

Нужно было связаться с Семёном. С наибольшим шансом он останется в своей станице, на защите своих родных, но нужно было предупредить его, что всегда ему будут рады в Томске, пока здесь царит моя власть. Мы с ним прошли слишком многое, чтобы так просто бросать телохранителя, который стал для меня настоящим другом.

Третье послание Лыкову. Этот человек, несмотря на свою «чекистскую» сущность, казался мне честным, достойным доверия. Не знаю, чью сторону он займёт, но всегда хорошо заполучить в качестве союзника хорошего человека.

Я написал три телеграммы. Короткие, очень простые, но закодированные. Отправил их я с верным человеком — не через городскую контору, а с казаком из добровольческой бригады, который до следующей станции поедет верхом, а дальше сориентируется.

Следующее моё решение пришлось применить на следующий день. Моя оружейная фабрика во время войны получила значительные государственные инвестиции, значительно расширившись с того момента, как я в последний раз видел её. Теперь это был не один мелкий цех, а полноценный завод, целиком и полностью занятый на производстве автоматов и боеприпасов к ним. Пока не поступало приказа сворачивать темпы, а потому от меня поступил приказ лишь наращивать их, пока поступают ресурсы и окончательно государство не сковал раздрай.

Раздав указания на фабрике, до конца суток я сидел за столом, готовя письма и указы. Официально страна ещё оставалась едина, и нельзя было начинать первым. Томск за окном медленно погружался в вечерние сумерки, но в кабинете губернатора свет ламп ещё долго не гас. Я сидел за столом, разглядывая карту империи, расстеленную передо мной. Красными чернилами