Князь поневоле. Регент - Илья Городчиков
Пётр спал в соседней комнате, укрытый тяжёлым медвежьим полушубком. Ольга сидела напротив, её пальцы перебирали костяшки чёток — семейной реликвии Щербатовых.
— Ты уверен в этом? — спросила она тихо, не поднимая глаз.
— Нет. — Я отложил перо. — Но если мы не сделаем первый шаг, его сделают за нас.
Завтра утром в Томск должны были прибыть первые эшелоны с уральскими рабочими — моими людьми. Они не были солдатами, но знали, как держать винтовку. А главное — они верили мне. Так же, как и казаки, уже стягивающиеся к городу.
— Ольга, если что-то случится, то уводи семью сюда. — Я передал жене карту с пометками, которая уведёт их в старый охотничий домик. — Больше мне надеяться не на кого.
Она резко подняла глаза, но ничего не сказала. Просто сжала карту в кулаке.
На следующее утро город проснулся от гула моторов. По главной улице Томска двигались грузовики с ополченцами — бывшими фронтовиками в потрёпанных шинелях, с нашивками штурмовых батальонов. Они шли без строя, но в их глазах читалась готовность. Моя готовность.
На площади перед собором уже собралась толпа. Купцы, рабочие, казаки — все ждали, что скажет «князь Ермаков». Я вышел на крыльцо, опираясь на трость. Нога всё ещё болела, но сейчас это не имело значения.
— Граждане Томска! — Мой голос разнёсся над площадью. — Вы все знаете, что происходит в столице. Империя осталась без императора. Но она не осталась без законного наследника!
Толпа замерла. Я повернулся и кивнул Ольге. Она вывела вперёд Петра. Мальчик стоял прямо, в парадном мундире кадета, его лицо было бледным, но твёрдым.
— Перед вами Пётр Алексеевич Щербатов — племянник императора Александра. Вскоре в Москве начнётся резня за трон, но Сибирь не останется без голоса!
Ропот пробежал по толпе. Кто-то закричал «ура!», кто-то перекрестился. Но главное — они слушали.
— С сегодняшнего дня Томск — свободный город. Мы не признаём ни Долгоруких, ни Волконских, пока народное собрание не подтвердит законность их притязаний. А до тех пор — мы готовы защищать себя и своего императора!
Казаки взметнули шашки вверх. Рабочие подняли кулаки. Даже купцы, обычно осторожные, кивали в такт.
Я знал, что это только начало. Уже завтра весть о «томском объявлении» дойдёт до Москвы. Кто-то назовёт это мятежом. Кто-то — спасительной соломинкой. Но сейчас, под холодным сибирским солнцем, это был наш выбор.
Вечером пришла первая телеграмма:
«Генерал Сретенский с двумя составами выдвигается к вам. Ждёт указаний. Лыков».
Я улыбнулся и бросил листок в камин. Новая, куда более страшная война начиналась, но люди, на которых я поставил, не предали меня, а это уже что-то.
Глава 2
Я сидел в своем кабинете, разбирая донесения с уральских заводов, когда в дверь резко постучали. Не успел я ответить, как створки распахнулись, и на пороге появился запыхавшийся капитан Зубов — мой бывший ординарец на излёте войны, а ныне начальник томской контрразведки. Его лицо, обычно невозмутимое, сейчас было бледным, а в глазах читалось то, что я видел лишь в самые отчаянные минуты на фронте — предчувствие бури.
— Ваше сиятельство, — он отдал честь, но рука дрогнула, — из Москвы прибыло донесение. Срочно.
Я отложил бумаги. По тому, как Зубов избегал моего взгляда, стало ясно — новости не просто плохие. Они катастрофические.
— Пусть войдет.
В кабинет, едва переступая от усталости, вошел мужчина в потрёпанном дорожном плаще. Его лицо покрывала недельная щетина, а под глазами залегли тёмные тени. Он не стал церемониться — рухнул в кресло, словно ноги больше не держали его.
— Воды, — хрипло попросил он.
Мужчина вдохнул и залпом влил в себя стакан, смахнул капли с губ тыльной стороной ладони и взглянул на меня. В его глазах отражался ад и тотальная усталость.
— Москва горит, Игорь Олегович.
Тишина в кабинете стала густой, как смола. Даже часы на камине, обычно тикавшие с раздражающей чёткостью, будто замерли.
— Началось три дня назад, — Соболев говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Сначала перестрелки у Кремля. Опричники Волконских попытались арестовать сторонников Долгоруких. Те ответили. Потом подключилась гвардия…
Он замолчал, снова потянулся к воде. Я не торопил.
— К вечеру первого дня к схватке присоединились казаки Барятинского. Они ворвались в город с юга, через Серпуховскую заставу. Говорят, сам князь вел их в атаку — в старом гусарском мундире, с саблей деда в руке.
Я закрыл глаза, представляя эту картину. Барятинский — безумный храбрец, но плохой стратег. Если он бросил свои южные гарнизоны и рванул к столице — значит, терять ему уже нечего.
— К утру второго дня в городе было уже пять «императоров», — горько усмехнулся Соболев. — Долгорукие объявили малолетнего князя Семёна «законным наследником» и укрепились в Северном дворце. Волконские провозгласили «военную диктатуру» и заняли Арсенал. Барятинский вообще велел короновать себя в Успенском соборе, но его оттуда выбили опричники Трубецких…
Он достал из-за пазухи потрёпанную тетрадь и протянул мне.
— Здесь всё, что удалось записать.
Я начал листать. Сухие строчки складывались в жуткую мозаику:
«…пожар на Тверской, артиллерийская дуэль через Москву-реку, толпы беженцев у Хамовнических казарм…»
«…Оболенские выдвинули своего претендента — шестнадцатилетнего князя Андрея, но их штаб в Нескучном разбомбили с аэропланов…»
«…казаки грабят немецкое посольство, говорят, посол застрелился…»
Последняя запись была сделана дрожащей рукой:
«Сегодня видел, как на Большом Каменном мосту повесили генерала Свечина. Его обвинили в „предательстве династии“. Казнь проводили мальчишки-юнкера. Генерал умер молча…»
Я закрыл тетрадь. Свечина я знал лишь шапочно, но тот успел отличиться во время начала войны, сдерживая массированное наступление немцев на литовском фронте. Ситуация там была не самой лёгкой, но Мемель ему устоять удалось, похоронив при этом целую дивизию немцев, которой пришлось полностью обновить свою численность. Теперь прославленный генерал болтается на верёвке где-то над грязной московской рекой.
— А народ? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Докладчик мрачно усмехнулся:
— Кто успел — бежит. Остальные прячутся по подвалам. На Красной площади вчера собралась толпа — кричали, чтобы князья «прекратили бойню». Их расстреляли из пулемётов. Говорят, кровь текла по брусчатке к
