Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
В очередной раз Ярга бросила беглый взгляд в толпу и не поверила своим глазам. Среди зевак могучей горою возвышался мужчина: светло-русые волосы до середины шеи, густая борода до груди, кустистые брови, суровые тёмно-синие глаза, кожаная лента на высоком лбе и блестящая серебром кольчуга под багровым плащом. Ошибиться Ярга не могла – это был тот самый человек, которого она повстречала в Ясеневых горах.
Глаза её расширились на миг в испуге, когда их взгляды схлестнулись. Ей совершенно не понравилось, как незнакомец буравил её взором, поэтому она торопливо отвернулась. По спине потекла струйка холодного пота, во рту пересохло от страха.
Ярга осторожно пробежала взглядом по толпе, ласково всем улыбаясь, – боялась, увидит Хаука или кого-то из его людей, но ни одного знакомого лица, к счастью, не нашлось. Более того, хмурый незнакомец пропал, будто его и не было.
Зато она приметила жреца.
Седовласый мужчина сухощавого вида стоял чуть в стороне и слушал очень внимательно. Его волосы лежали на плечах, длинная борода выглядела жидкой. Заострённое лицо показалось Ярге мудрым и даже ласковым, вот только каким-то немощным, да и опирался старик на простую палку, разбитые подагрой пальцы лежали на утолщённом навершии и немного подрагивали. Одет он был во всё белое. У ворота, рукавов и вдоль подола длинной рубахи красными рядами были вышиты восьмиконечные звёзды-снежинки, которые именовались Крестом Сварога. На груди болтался оберег на чёрном шнурке – вписанный в круг ромб, из которого рвались языки огня, символ кузницы Сварога. Значит, жрец служил богу-кузнецу. Выглядел он вполне миролюбивым, но Ярга предпочла не пялиться на него.
Девушка невозмутимо возвратилась к игре и терзала струны домры до тех пор, пока одна женщина с ярмарки после очередной проникновенной мелодии не расчувствовалась и не угостила её пирожком. Ярга встала, раскланялась под громкие аплодисменты и уселась обратно на ступени капища, чтобы перекусить.
Пирожок был большой, пышный, аппетитный и ещё тёплый. Внутри оказалась рыба с яйцом. Так вкусно, что можно съесть вместе с руками. Ярга с наслаждением прикрыла глаза, вкушая бесхитростную пищу.
Насобирала за два часа игры она довольно много, хватит на постой, на хороший ужин, да ещё останется. Такая жизнь бы её устроила, а что? Играй себе и путешествуй. Ну и пускай за подачки, зато не должна никому. Кроме Дива, разумеется, – если бы не он, домры бы у неё не было.
– Здоровья тебе, дитятко, – раздалось над ухом.
Ярга перестала жевать и подняла глаза. Перед ней стоял тот самый жрец Сварога, который наблюдал за ней.
– И вам не хворать, батюшка, – проглотив, ответила она.
Старик улыбнулся, поудобнее опёрся на палку.
– Ты ведь не отсюда? Из Благоды, если по выговору судить? – Жрец не сводил с неё внимательного взора.
Ярга сделала вид, что он ничуть её не смущает.
– Да, батюшка. Я из города в город хожу да игрою зарабатываю на праздниках. В Теверске впервые. Красиво тут у вас, я бы задержалась, коли никому не помешаю. – Она откусила от пирога, чтобы занять рот.
– Не помешаешь, дитятко, – заверил старик. – А на каких праздниках играешь, говоришь?
Ярга пожала плечами.
– Да на любых, куда позовут. Могу на свадьбах и именинах, а могу и на похоронах. Я всяко могу сыграть, мне несложно.
– Уж понял, больно ты искусна в ремесле. Многое повидал на своём веку, да никогда прежде таких песен не слыхал. – Жрец пригладил бороду, наблюдая за тем, как Ярга безмятежно доедает пирог. – А звать тебя как?
– Любава, – назвала она заранее приготовленное имя.
Ей порой хотелось, чтобы её звали как-нибудь нежно: Любава, Милава, Василина, Белёна, как ласковую девицу-красавицу, а не Ярга – грубо и жёстко. Она бы, может, и сменила имя однажды, да только уважение к умершим родителям не позволяло. Имя – единственное, что у неё от них осталось.
– А не желаешь ты, Любава, завтра сыграть для царя на обеде? – прямо спросил жрец.
Ярга поперхнулась крошкой, постучала себя в грудь, глядя на старика снизу вверх округлившимися глазами.
– Да ты что, батюшка! – прокашлявшись, воскликнула она. – Кто ж меня к царю-то пустит?
– Это предоставь мне, дитятко. – Улыбка старика ещё пуще потеплела. – Я у царя-батюшки частый гость, как и многие мои братья. Он у нас человек верующий, к жрецам прислушивается и музыку любит пуще прочих развлечений. Поиграй для него завтра, он тебя одарит так, что долго попрошайничать не придётся.
– Я не попрошайничаю, – вскинулась Ярга, а сама искоса глянула в полную монет плошку, которую венчал обсосанный петушок на палочке.
– Так что, сыграешь для царя Далмата в его хоромах? – повторил жрец с хитрецой во взгляде.
Ярга поняла – в третий раз не спросит.
– Сыграю, – ответила она, поднимаясь со ступеней и отряхиваясь. – Что бы не сыграть? Авось и вправду щедро заплатит.
Она подняла мисочку с монетами и домру.
– Вот и славно, – кивнул старик с довольным видом. – Придёшь завтра чуть раньше полудня к главным воротам царского терема, скажешь, Витан прислал. Тебя мигом впустят и проводят куда надо.
– Спасибо, батюшка. – Ярга поклонилась. – Доброго тебе здоровья.
– И тебе, Любавушка. Завтра уж свидимся у царя.
Он молвил так благожелательно, словно и вправду хотел позаботиться о способной девице без кола и двора. От этого Ярге сделалось стыдно, но она промолчала.
* * *
На постоялый двор он возвратился затемно. Пришлось бродить по Теверску в человечьем обличье и носить чужую одежду и обувь – добротную и красивую, делавшую его похожим на купеческого сынка, но такую непривычную. Успокаивало лишь то, что это не навсегда.
Он задержался в общем зале, чтобы пропустить кружечку и не привлекать лишнего внимания, а сам послушал разговоры. Среди прочих бесед уловил особенно интересную: один человек с восторгом рассказывал брату о том, как ходил на ярмарку с женой, так они почти час простояли возле капища, слушали, как девица играла на домре. Подобную беседу он слышал в нескольких местах, покуда шёл обратно. Хорошо, значит, Ярушка справилась. Да и заколдованная домра не подвела, не зря он творил над ней чары три ночи подряд, пока из сил не выбился. Ясонька играть умела разве что на пастушьей свирельке, но свирелькой царя не удивить. А тут знай