Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица - Андриенко Владимир Александрович
– Понятно, что ты хотел сделать. Что было далее!
– Дак она огрела меня цепью по роже-то. Вот и след до сих пор имеется, – Воеков показал на шрам на щеке. – Я был во хмелю и не стерпел. Отходил её кулаками и бросил в подвале.
– Убил?
– Нет. Что ты, барин. Но после сего случая я осерчал на девку сильно и велел ей ни воды ни еды не носить пока не прикажу. Барыни-то в ту пору в имении уже не было. На Москву подалась Дарья Николаевна. И за холопами здешними я надзирал. Кто посмел бы мне перчить? Затем я запил сильно и позабыл во хмелю про неё. Она и померла от того. Прости, барин, мой то грех. Мой.
Писчик все записал и спросил Цицианова:
– Все со слов сего холопа записано, ваше сиятельство, в точности.
– Записано? А ты братец ежели все написал, выйди покудова отсель. Оставь нас с Ромкой наедине! И все остальные вон отсель! Вон! Как позову – войдете!
Все покинули подвал, и князь остался наедине с управляющим.
– Ты совершил смертоубийство, холоп. И за то тебя каторга ждет. За то палачи на Москве тебе ноздри рвать станут. И ежели глубже копнуть, то и не одно душегубство на тебе обнаружится.
– Прости, барин! Прости! Не выдай. А я тебе за то отслужу! Истин бог отслужу!
– Отслужишь? Верно? Не солживишь?
– Истин бог! Ты только скажи чего делать.
– Ежели так, Ромка, то я дам тебе возможность спастись от каторги. Ни за что отвечать не станешь. Сухим из воды выберешься, да еще и денег получишь от меня лично и вольная тебе будет. Не холопом будешь.
– Да ради такого я для тебя все что пожелаешь, милостивец! Собакой твоей стану.
– Ты мне должен будешь помочь собрать свидетельства о том, как барыня твоя холопов убивала. Понял ли?
– Понял, – кивнул Воеков. – Все обскажу как надобно!
– Все случаи, когда Дарья Николаевна лично была виновата в смерти крестьян. Мне все расследовать недосуг. Спехом надобно дело делать. А ты про все здесь знаешь. Вот и поможешь мне.
– Дак барыня ….
– Ты меня понял хорошо? Бояться тебе сейчас стоит не её, а меня. Понимаешь? Меня. Вот лежат показания о том, что ты совершил. И ежели сему делу дать ход, то сам знаешь, что будет с тобой. Но ежели к концу обыска повального здесь будут лежать бумаги с показаниями на Салтыкову, то сии бумаги ненадобны будут более. Понял ли?
– Понял, барин.
– Сейчас сюда вернуться все и ты станешь говорить то, что надобно, а писчик станет твои показания на бумагу заносить. И людей ты станешь готовить таких, что скажут все что надобно мне. Сам их подготовишь!
– Понял, барин. Но и ты меня не обмани. Клятву и обещания помни.
– Слово дворянина! Все что обещано, получишь сполна. Но дела по убийствам должны быть подтверждены показаниями холопов….
5
Санкт-Петербург.
В кабинете императрицы Екатерины Алексеевны.
Июль 1764 года.
Императрица Екатерина Алексеевна приняла генерал-прокурора князя Вяземского утром.
Тот явился с обычным докладом, и хотел было начать, но Екатерина прервала его вопросом:
– Как продвигается дело помещицы Салтыковой в Москве? Почему вы до сих пор не доложили мне о нем?
– Ваше величество, сие дело еще расследуется. Надворный советник князь Цицианов получил право на повальный обыск и сие должно дать свои результаты.
– Как, только получил? Но вы говорили мне, что станете помогать следствию как можете. И сии слова были сказаны почти полгода назад.
– Дело слишком непростое, ваше величество. Я взялся за него сразу и хотел именно его продвигать весьма быстро, но слишком многие на Москве не желают осуждения помещицы Салтыковой. Дворянство против сего. А вы сами знаете, что значит разбудить провинциальное дворянство. Они молчаливы, покорны и терпеливы до тех пор, пока дело не касается их сословных интересов. А сие дело именно сословные интересы и задевает.
– Я уже знаю сие. Но неужели так много недовольных?
– В Москве да. Идут разговоры о несправедливости допущенной по отношению к Салтыковой. И даже говорят о том, что готовится указ об отобрании холопов у помещиков. В Петербурге пока сего не столь много, но также есть. Дело салтыковское стоит представить так, чтобы все отвернулись от жестокой и немилосердной убийцы. И спешить здесь не стоит, ваше величество.
– Я давно назвала её уродом рода человеческого. Убийце не место рядом с просвещенными людьми. Аристократия российская поймет и поддержит меня в сем вопросе.
– Да, ваше величество, если мы сумеем доказать вину Салтыковой. И выступать против дворянства в сем деле не стоит. Торопливость здесь может токмо навредить. Но ежели вы отдадите приказ.
– Нет, нет, – поспешила сказать Екатерина. Она поняла, что генерал-прокурор прав. – Делайте все как надобно. Но без проволочек.
– Я, государыня, и так стараюсь все сделать как надобно, дабы вашу волю исполнить! Но в губерния Российских много бар подобных Салтыковой. Да и крепостные людишки могут суд на Салтыковой по-своему истолковать, матушка.
– Это как же?
– Пустят слух, что де матушка-царица против бар. И запылает черноземная Россия. Яицкие казаки второй год бунтуют. А если к ним крепостные людишки пристанут? То быть новому разинскому бунту. Коли человечек подобный Степашке Разину отыщется
Екатерина испугалась слов Вяземского. Он даром говорить не стал бы…
Глава 15
Подлог.
Август 1764 года
1
Канцелярия Юстиц-коллегии в Москве.
Князь Цицианов прибыл из Троицкого с целым портфелем бумаг и торжествующим видом. Он с улыбкой ворвался в кабинет Соколова и смерил Степана и Иванцова высокомерным взглядом.
– Здравствуйте, господа! Я прямо из Троицкого. Неделя работы без сна и отдыха, но вот сие – результат! – князь показал портфель.
– Здравствуй, князь, – приветствовал его Соколов. – Ты выглядишь настоящим победителем. Твой повальный обыск прошел, наверное, получше чем наш с Иваном Ивановичем.
– Здравствуй, князь, – поздоровался Иванцов.
– Не знаю пока, что нашли вы, но я много чего накопал и получил целый ворох свидетельств против Салтычихи. Вот она у нас где будет. Теперь не отвертится.
– Свидетельств? – удивился Соколов. – Ты не шутишь, князь? Сие свидетельства виновности Дарьи Николаевны?
– Какие шутки, Степан Елисеевич! Салтыкова у нас в руках. Я добился признания от старосты села Троицкое Романа Воекова, доверенного Салтыковой. И он про многое мне поведал и помог получить свидетельства виновности барыни своей. Сейчас все покажу.
Цицианов уселся на стул и раскрыл свой портфель. Он достал кипу бумаг и разложил их по стопкам.
– Вот показания Воекова! И он свидетельствует, что жены главного жалобщика Ермолая Ильина были убиты!
– Убиты именно Салтыковой? – спросил Иванцов. – Сей староста показал, что именно Дарья Николаевна повинна в смерти молодых женщин?
– Именно так, Иван Иванович. Именно так. Вот прошу взглянуть. Сие показания самого Воекова. А вот здесь подтверждающие показания слуг и служанок, что были непосредственными свидетелями убийств. Здесь 20 свидетельств того, что Салтыкова убила беременную Аксинью Яковлеву! За плохое мытье полов она била крепостную поленом и затем зверски пытала ее самолично кузнечными щипцами! От чего крестьянка померла.
Соколов взял документы и бегло их просмотрел. Все было именно так, как сообщил Цицианов. 20 показаний очевидцев!
– Но тогда почему результаты моего повального обыска в московском доме Салтыковой противоположны сему? – Соколов посмотрел на князя.
– Противоположны? – удивился тот. – Ты что, Степан Елисеевич?
– А то, что не подтверждают опрошенные мною её виновности. Получается, что навет на неё возвели! Понимаешь сие, князь?
– Навет? Степан Елисеевич! Сии листы, что в руках держишь токмо Аксиньи Яковлевой касаемы. Но у меня и по другим убийствам показания есть. Холопы её имения единодушно говорят, что она виновна.
