Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
Ясное дело, в Скуру Ярга не хотела – в их с Дивом планы прогулка по северным землям не входила. После Ясеневых гор он собирался так же тропами вывести девушку прямиком в Белую Персть, чтобы они могли направиться за конём. Но теперь она не представляла, что делать. Ярга была бы рада сбежать, уверенная в том, что Волк обязательно разыщет её, да только люди Хаука от неё не отходили.
Молодой князь расспрашивал о том, кто она и откуда, а главное – как оказалась в горах совсем одна. Но Ярга не сказала ему ничего, кроме своего имени. На её упрямое молчание Хаук лишь качал головой и улыбался, будто был уверен, что она рано или поздно всё ему откроет.
Ярга не понимала природы этой уверенности, как не ведала причин, по которым князь оставался столь спокоен, пока однажды ночью, когда они уже спустились с гор в долину, во время привала не услышала разговор.
Каждый раз на ночёвку для неё ставили небольшой шатёр. Насколько Ярга поняла, это была личная походная палатка Хаука, которой он пользовался редко и которая теперь стала для неё укрытием и тюрьмой. В ту ночь Ярга замышляла совершить побег. Она притаилась в палатке на своей тоненькой лежанке, сшитой из шкур, ждала, когда все уснут, но услышала разговор.
Её привлёк голос Хаука, глубокий и громкий, привыкший командовать. Ему отвечал кто-то из дружины, кажется, один из друзей, с кем в пути князь общался на короткой ноге. Чтобы слышать лучше, Ярга покинула лежанку и подползла к самой стенке холщовой палатки.
– …Не ведьма, стало быть? – донёсся до неё обрывок вопроса.
– Нет, – хрипло ответил Хаук. – Ты видел то украшение, которое мы у неё в вещах нашли? Такие только урдинские рабыни носят.
Ярга обмерла при этих словах. Вот почему Див не позволил ей надевать монисто, неспроста назвал ханский подарок унизительным. Но что для кочевника вещь привычная, то для других – клеймо. Или же Джахсаар умышленно подарил его Ярге на глазах у всех, чтобы подчеркнуть, что «ученица» – не ровня его дочери Батру, которую Вак-Ши так и не выбрал. А Див позволил, стерпел, чтобы не начинать ссору с ханом.
Хаук сам проверял её вещи. Украшение он рассматривал не слишком долго, почти сразу вернул. Куда сильнее его заинтересовал меч. Всё оружие князь у неё забрал, да и чему тут удивляться? Она была их узницей, даром что кандалы не надели.
Ярга старалась не дышать, покуда не дослушала разговор до конца.
– Думаешь, сбежала от старого хозяина? – предположил витязь.
– Может, и сбежала, – тихо ответил Хаук. – А может, и убила его, оттого и молчит – боится, что её вернут обратно, что осудят за всё, через что ей пройти пришлось у этих дикарей.
Ярга зажала рот ладонями, чтобы не вскрикнуть от возмущения.
– Кто знает, что с ней там делали, – с горечью в голосе продолжал князь. – Попала от одних пленителей к другим, вот ей и страшно признаться. Но я её обижать не собираюсь.
Повисла пауза. Какое-то время до слуха доносился лишь треск костра. Ярга даже подумала, что оба витязя ушли и вот он, её шанс сбежать. Но тут снова заговорил второй воин.
– На что она тебе?
– Ты видел, как молния в скалу ударила, а потом гроза ни с того ни с сего началась? – вопросом на вопрос ответил Хаук.
– Ну.
– Знаешь, я думаю, мне сам Перун к ней дорогу показал той ночью, чтобы я её из гор вывез и спас. За службу отблагодарил, – усмехнулся князь. – Нравится она мне, брат. Что хочешь обо мне думай.
– Я думаю, что ты упал с коня и головой хорошенько ударился. На что тебе беглая урдинская рабыня?
– Про то, кем она была, забудь, – строже велел Хаук, вся весёлость тотчас улетучилась из голоса. – Вины её в том нет, и я её упрекать тем, что она вынесла на своём недолгом веку, не собираюсь. – Князь смягчился и тише добавил: – Я её у себя поселю, а там уж она сама решит, кем ей в моём доме быть.
Ответ Ярга не разобрала. Возвратилась на свою лежанку и свернулась калачиком в ожидании, пока лагерь уснёт, но прочие витязи ещё долго переговаривались. Беспрестанно обходил кто-нибудь место их стоянки. Пару раз она попыталась высунуться из палатки, но всегда натыкалась на широкую спину Хаука, который так и сидел у костра, будто одну её и караулил.
Ярга попыталась приподнять край полотна с другой стороны, но везде он был натянут так плотно, что и ладонь не просунуть, а порезать его было нечем. От досады она расплакалась. От ощущения, что вдруг в самом деле сделалась пленницей, а ещё от мысли, что до сих пор Волк за ней так и не пришёл. То ли сгинул в тех горах, а то ли бросил бестолковую обузу на растерзание нежити да посмеялся над её глупостью.
Она плакала, глотая тихие горькие слёзы, плакала до тех пор, пока не уснула, а на рассвете Хаук посадил её пред собою на резвого коня и увёз в Скуру.
* * *
Терем у князя был большой, под стать ему, и такой же красивый. Стоял он на окраине города внутри неприступных крепостных стен, но имел собственный сад и несколько добротных хозяйственных построек.
Было у Хаука две сестры. Старшая, Адела, рано сделалась вдовой и возвратилась под братнину крышу. Младшая, Далия, ходила в невестах, но замуж не торопилась – у брата им жилось сытно и спокойно. Обе княжны вели хозяйство и не жаловались на судьбу. Яргу они приняли приветливо, но настороженно. Хаук запретил им определять девушку в прислугу, сказал, что она их гостья.
Хороша гостья! Одна в чужой стране, так что и бежать некуда, да и местных дорог она не знала.
Поначалу Ярга дичилась. Ей в Каерском царстве всё казалось чересчур громким, ярким и внушительным. Северяне жили в более суровых условиях, но всё же умели обустраивать быт и растить крепких, здоровых детей. Их дома были выше, вина крепче, а оружие тяжелее. Даже скотный двор располагался на первом этаже, в подклете[5], а на втором и третьем – жилые комнаты, для сохранения тепла суровыми зимами.
Но дни шли, никто ни разу не сказал ей обидного слова, не попрекнул куском, не назвал беглой рабыней.
Адела и
