Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
Но гроза не прекращалась до самого рассвета. Лишь с первыми лучами солнца дождь иссяк, а тучи рассеялись, явив пронзительно-чистое, умытое небо. Потемневшие скалы вокруг всё ещё плакали тонкими ручейками, вода журчала, под ногами хлюпало.
Ярга почувствовала, как дрожит от холода каждая жилка в теле.
Стоило бы снова развести костёр, хотя бы попытаться. Собрать из укромных уголков под каменистыми выступами мох посуше и веточки потоньше, чтоб занялись поскорее, иначе она простудится. Тогда точно какая-нибудь нечисть явится ещё до захода солнца.
Девушка с досадой отряхнула плащ и бросила его к мокрым вещам. Потом огляделась в поисках сухих былинок и, к своей досаде, обнаружила, что заколдованного круга действительно не стало. Она осталась без защиты и без огня.
– Происки нечистой силы, – проворчала Ярга, выжимая косу продрогшими руками.
Она прошлась вокруг, выбрала несколько маленьких кустиков, собрала волглый мох и с нехитрой вязанкой хвороста пошла обратно к месту, где прежде горел её костерок.
– Козни тёмных сил… – Она осеклась.
До слуха донеслись звуки шагов, а ещё голоса, мужские. Обычные человеческие голоса с северным выговором. Они посмеивались и приближались с другой стороны лощинки, в которой пряталась Ярга.
От страха она совершенно растерялась. Заозиралась в поисках меча, но тот оказался где-то среди вещей под плащом, поэтому Ярга так и застыла на месте, прижимая к себе грязноватые веточки и мох.
Как раз в тот самый миг, как из-за скалы прямо перед ней будто из ниоткуда появилась дюжина витязей. Чья-то дружина в дозоре, судя по одинаковым кольчугам и узорам в виде Перунова колеса на щитах. Все как на подбор, красивые и высокие, но не такие громадные силачи, как тот мужчина, что явился к её костру ночью. Его среди них не оказалось.
Витязи замерли, едва завидели застывшую пред ними мокрую девицу. Кажется, они и сами не ожидали встречи с живым человеком в этих горах, оттого и приняли её если не за нечисть, то за чародейский морок.
А потом вперёд вышел воевода, молодой витязь с густыми каштановыми волосами и короткой бородой. Он единственный не выглядел удивлённым, а, напротив, широко улыбался Ярге и глаз с неё не сводил. А ещё был пригож собою, будто явился из сказки.
Из того вида сказок, где могучий богатырь огромным топором убивает ядовитого змия и спасает девицу с золотыми волосами.
* * *
К древу он вышел уже на рассвете. Для этого пришлось подняться на самую высокую гряду, вершина которой скрывалась за облаками. Древнее колдовство, сильное и неповоротливое, творило здесь свои законы. В какой-то момент ему даже показалось, что позади он слышит грозу. Но это было попросту невозможно, ведь когда он уходил, всё указывало на то, что ночь будет сухой и ясной. Див подозревал, что местные чары попросту обманывают его, заставляя повернуть обратно.
Однако сворачивать с намеченного пути он не собирался. Беспокоился лишь за девушку: как бы не струсила. Наверняка горы вздумают морочить и её. Но чем меньше она знает, тем легче ей потом будет жить с остальными людьми, со своим царевичем в особенности.
Ничего, побоится, но не струсит, она куда отважнее, чем кажется. Пусть себе принимает всё за его глупые россказни.
На самой вершине гряды он нашёл Ясень.
Ствол его был медным и кривым, но таким толстым, что человек десять потребовалось бы, чтобы обнять его. Разлапистые ветви, усыпанные сочными листьями, со звоном покачивались в вышине. Где-то там крепко спали в своих гнёздах чудо-птицы. Вершина кроны утопала в молочной дымке. Пройди сквозь неё – и окажешься в светлом Ирии, вот боги удивятся.
Когда-то и он оборачивался рыжей белкой-мысью и бегал по стволу. Резвился в ветвях и то и дело забегал в божественные чертоги.
Но нынче удивлять богов своим появлением Диву без надобности, его привлекали корни.
У мирового Ясеня их было четыре. Каждый смотрел в свою сторону света, и каждый вгрызался в скалы на такую глубину, что достигал сумрачной Нави.
Многое пережило это дерево. И нашествие червей, которые превратились в гадких карликов, служащих владыке Велесу. И битву огненного змея, пытавшегося сжечь Ясень, с Перуновым соколом. И даже семейство говорящих бобров, которые и прогрызли однажды внизу лаз, сквозь который из Нави выбирались в Явь сёстры-лихорадки, упыри и прочая пакость.
Ясень сдюжил, выстоял, и теперь в его корнях били два ключа, а чуть в стороне высился лебяжий терем, белый и красивый, будто сахарный.
Жили в этом тереме три берегини, три родные сестры: Доля, Недоля и Судьба.
Дверь беззвучно отворилась, едва Див очутился пред Ясенем, из терема вышли все трое.
Доля, вечно юная и счастливая, знала обо всём, что было. Её глаза чернели, как бездны, а волосы цвета вороньих перьев ниспадали до самой земли. Носила она нарядный белый сарафан с кумачовыми вышивками и не брезговала золотыми серьгами и венцами из самоцветов.
Недоля была старше и печальнее первой сестры. Она ведала всё, что будет. В её русых косах блестела первая седина, а печальные глаза были выплаканы так, что не было в них ни цвета, ни выражения. Носила она чёрное платье с капюшоном и широкими клиновидными рукавами, под которыми скрывались рукава красные, как кровь.
Судьба, самая древняя из сестёр, лицом напоминала старуху, одевалась в зелёную крестьянскую рубаху до пят, седые патлы прятала под цветастый платок, а глаз у неё вовсе не было. Судьба знала обо всём, что есть.
Втроём берегини определяли всякому человеку жизненный путь в момент его рождения. Никто не знал, что руководит ими, когда они выбирают, сколько добра или худа отмерить смертному. Но с богами всё обстояло иначе. С богами даже берегини не связывались.
– Явился, – с раздражением молвила Судьба, не размыкая бескровных губ.
Она спустилась с крыльца белого терема первой и теперь брела по тропке к Ясеню. Вместо глаз на её лице красовалась гладкая кожа, но лик был обращён к Диву, будто она следила за ним.
Он изобразил глубокий поклон настолько насмешливо и нелепо, насколько это вообще возможно.
– Сударыни, здоровья вам и долгих лет. – Див облизал уста, стараясь
