Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
Он продемонстрировал гусли.
Доля засмеялась так звонко, что в кроне Ясеня защебетали птицы, откликаясь на её голос. Недоля, напротив, прищурилась, скривилась с горечью, а потом произнесла, скорбно растягивая слова:
– Если ты проделал такой путь, чтобы узнать, что ждёт тебя, то…
– Я вас умоляю! – Див перебил её с таким видом, будто глубоко оскорблён, и пошёл к ним навстречу. – Оставьте себе ваши пророчества! Они всё равно неточны.
– Это потому, что ты неверно толкуешь их. – Доля медленно отделилась от сестёр, чтобы обойти гостя с правой стороны. – Торопишься, не думаешь.
– Всё едино. – Див пожал плечами. Он старался не спускать с них глаз. – Знать будущее я не хочу, а прошлое – тем более. Так что, голубушки? Возьмёте гусли? Будете играть на них по очереди, когда скучно станет. Сами знаете, нет в Яви вещицы занятнее.
Эти три раскрасавицы были куда опаснее, чем нечисть в корнях Ясеня. За их плавными движениями скрывалось куда большее, нежели женская грация.
Недоля и Доля обменялись удивлёнными взглядами. Судьба же остановилась посреди тропки, покуда её сёстры продолжали плыть навстречу Диву.
– Пожалуй, возьмём, – наконец согласилась Недоля.
А Доля вдруг очутилась подле гостя и положила обе руки на гусли. При этом её лицо оказалось почти вровень с его. В её чёрных, как омуты, глазах Див увидел отблеск пламени. Доля качнула головой, зазвенев тяжёлыми серьгами. Она улыбнулась гостю так широко, что он рассмотрел все её белые зубки, острые и мелкие.
– А взамен, – он прижал гусли к груди теснее одной рукой, а другой обхватил Долю за подбородок, будто собирался поцеловать, – вы позволите мне набрать водицы.
– Водицы? – Доля отпрянула и в мгновение ока очутилась позади Недоли, прячась за плечом печальной сестры.
– Из обоих источников. – Див медленно кивнул. – Так что? По рукам?
Он как бы невзначай провёл большим пальцем по струнам. Гусли отозвались переливчатой сладостной нотой, такой, что птицы в ветвях Ясеня умолкли, заслушавшись.
Берегини вновь переглянулись, даже Судьба оборотила безглазый лик к сёстрам.
– Мы удивлены, – сказала она так, будто ни капли удивления не испытала.
Но на звук заколдованных гуслей отозвались не только птицы – в корнях Ясеня, там, где зияла чёрная трещина, что-то зашевелилось.
Две костлявые женщины с впалыми ртами и красными глазами вылезли на четвереньках, щурясь на ярком утреннем солнце. В светлое время ничто бы их не выманило, но этот звук… эти гусли… Они не могли противиться их хозяину.
Гадкие, скользкие, уродливые, две лихорадки жалобно завыли, потянули когтистые руки к Диву, моля о милости. Но он только брезгливо топнул на них ногой, а потом рыкнул, не звериным голосом, но и не человеческим. А когда лихорадки с визгом ринулись обратно в свою нору, запрокинул голову и захохотал.
Его смех рождался глубоко в груди и изливался в мир надсадным, демоническим звуком, от которого у любого бы кровь в жилах застыла.
– Спесивый, – услышал он скорбный голос Недоли.
– Самовлюблённый, – согласилась с ней Судьба.
– Негодяй, – усмехнулась Доля, а сама вновь очутилась подле Дива и рывком забрала у него гусли. – Ничего не изменилось, а значит…
Она повернулась к средней сестре.
– …Надежды нет, – медленно закончила её мысль Недоля.
Но Див их не слушал. Он уже оказался у первого источника с одной стороны Ясеня и набрал во флягу-тыкву прохладной и прозрачной, как слеза, воды. Затем двинулся вокруг древа ко второму. Вода в нём оказалась красной, как кровь, и такой же тёплой. Див набрал её в другую флягу и накрепко заткнул пробку.
Тем временем одна из сестёр, наверное, Доля, провела по струнам, и гусли снова запели. Не так трепетно, как в руках у Дива, но тоже весьма красиво.
– Нет для него надежды, – услышал он скрипучий голос Судьбы.
Див обернулся. Старуха стояла прямо перед ним.
– Потому как, пока ты надеешься на огненную птицу, ястреб уносит в когтях свою добычу, – выплюнула она с презрением.
– Туда, где тебе её никогда не достать, – подтвердила Недоля, которая обнаружилась здесь же, сидящей на ближайшем корне древа.
Разумеется, всё это могло оказаться их игрой, отчаянной попыткой насолить ему за все прежние грехи – только ленивый не кидал в него камень. Берегини бы уж точно в стороне не остались. Но что-то прозвучало в их словах, что зацепило его, отчего в груди неприятно защемило.
Он спрятал фляги за пазуху и перекинулся волком уже на бегу. Разумеется, Доля весело засмеялась вслед, но ему не было никакого дела до берегинь.
Див преодолел спуск с горы куда быстрее, чем собирался, едва шею себе не сломал несколько раз. Торопился, как мог, но уже на полпути понял, что опоздал. Скалы кругом были мокрыми, как после очень сильного ливня, в каменных карманах скопилась дождевая вода. Пахло прошедшей грозой, и от этого запаха ему сделалось тошно.
Место их ночного постоя опустело, от костра остались лишь водопелые угли. Ярушка… Его хрупкая Ярга пропала вместе со всеми их пожитками.
И Див бросился по следу, едва разобрал запахи. Неистовая злость подгоняла его.
Глава 11. Перунов день
Он сказал, что его зовут Хаук, «ястреб» на северном наречии. И он оказался не просто витязем из Каерского царства, а князем царской дружины, внучатым племянником царя Кресимира.
Так уж вышло, что именно его черёд настал выйти в дозор со своими людьми и обойти Ясеневы горы, чтобы убедиться, что кочевники в их земли носу не кажут. Он ожидал встречи с шустрыми урдинскими разведчиками или же поганой нежитью, но никак не с промокшей до нитки девицей, которая испугалась его, будто он был разбойником, а не честным воином, свято почитающим Перуна.
Хаук был красив, могуч, приветлив, терпелив, а ещё никто ему в дружине слова поперёк сказать не смел.
И он забрал Яргу из Ясеневых гор, чтобы доставить прямиком в Скуру, стольный град Каерского царства.
Разумеется, она была в ужасе. После встречи с кочевниками Ярга уверилась, что ничто её уже не напугает, но потом случилась та страшная ночь у костра в грозу, когда за незримой границей угольного круга кишела нечисть. А теперь девушка оказалась во власти иноземца-северянина, который громадными ручищами мог при желании разогнуть подкову. Довеском к Хауку оказались его бравые ребята, не спускающие с неё хмурых взглядов, будто Ярга была исчадием нечистой силы.
Поначалу она так и решила – её приняли за ведьму и теперь везут судить. Северяне колдунов не жаловали, уважали только жрецов, которые хоть и
