Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
Девушка кинулась к ножнам, выхватила дрожащими руками меч.
– Ярушка, это же я! Не признала? – Хрипловатый голос мужчины вовсе не был ей незнаком, а его смех, хоть уже и не был полон лающих звуков, всё ещё оставался смехом… Серого Волка.
– Ты! – Ярга вытаращила глаза.
– Опусти меч, – он наклонил голову набок и улыбнулся, – ну же.
Ярга не могла поверить в то, что видела. Всего пара ударов сердца – и вот зверь сделался человеком прямо перед ней. Она, вероятно, с ума сошла или перегрелась на солнце сегодня.
Мужчина перед ней был молод и хорош собой. Высокий, широкоплечий, укутанный в полушубок, собранный из самых разных шкурок и кусочков ткани, будто на улице зима, а не жаркое лето. Нижняя часть его тела оказалась облачена в штаны из грубого чёрного сукна. Стопы оставались босыми и перепачканными землёй, а на широких мозолистых ладонях отчётливо угадывались застарелые шрамы.
На лицо он был молод. И красив так, что становилось не по себе: с густыми бровями вразлёт, точёными скулами, прямой челюстью, чуть жестковатой линией губ и небольшой горбинкой на носу. Бороды он не носил. Тёмно-каштановые волосы были острижены и едва прикрывали уши неровными густыми прядями. Изменились и глаза – медовый звериный оттенок ушёл куда-то в глубину зрачков и теперь плескался там, будто живой огонь, а радужки приобрели пронзительный серо-голубой цвет, словно обведённый по контуру чернилами. Пожалуй, его можно было при желании принять за обычного человека, если бы не кожа.
Всё лицо мужчины покрывали полупрозрачные узоры: живые завитки серого, белого и красно-оранжевого. То ли цветы и листья, то ли колдовские знаки, а то ли волны волчьей шерсти, сквозь которые можно различить человеческое лицо. Сначала Ярга сочла, что ей померещилось, но эти завитки едва заметно шевелились и меняли очертания, когда мужчина двигался.
– Ярушка, – мягче протянул он, улыбаясь. – Зачем же ты испугалась, ясонька? Сама же сказала, чтоб я распутал твой ремешок. Иди сюда, не бойся меня. Я развяжу и снова волком сделаюсь, чтоб не пугать тебя, милая, коли ты людей страшишься пуще диких тварей.
Он шагнул к ней, но она шарахнулась прочь, да так, что едва не оступилась на мшистой кочке.
– Ты оборотень? – Ярга замотала головой.
– Перевёртыш. – Его улыбка сделалась шире. Зубы в ней были вовсе не желтоватые по-волчьи, а крупные и белые, как у обычного человека, разве что клыки заметно выделялись.
– Ты колдун? – не унималась Ярга.
– Див, – терпеливо поправил он.
Она почувствовала, как без её воли распахиваются в изумлении уста. Дивами простой народ звал человекоподобных духов, потомков богов от смертных со способностями к смене обличий. За их природу и непростой нрав дивов не любили ни боги, ни люди.
– Ты что… сын Велеса? – предположение сорвалось само собой.
Мужчина фыркнул.
– Можно и так сказать, – ответил он. – Я его воспитанник, но тебе бояться нечего.
– Нечего?! – Ярга наконец уронила меч в траву. – Ты только что из волка сделался человеком. Я столько времени провела на твоей спине, беседы вела, ты даже…
Она залилась краской, вспоминая своё купание и последовавшую стирку.
– Нет, – пробормотала она, пряча лицо в ладонях.
Див запрокинул голову и от души захохотал, без труда догадавшись, о чём она подумала.
Глава 8. Разрыв-трава
Он сдержал слово: развязал ремешок и обратно перекинулся в зверя, сделался Серым Волком. Вёл себя как ни в чём не бывало, даже уговорил Яргу на следующий день снова сесть к себе на спину. Сказал, что волчье обличье ему привычнее человеческого. Так и передвигались они всю следующую неделю: Див оставался Волком, но Ярга не могла отделаться от мысли, что то было лишь притворство.
И всё же девушка радовалась их вынужденному общению: друзей у неё прежде толком и не было, а Див оказался замечательным собеседником. Он всё чаще сам заводил разговор, пока они бежали через очередной лес или пересекали бескрайнее ржаное поле. Обычно он начинал с: «А ты знаешь, откуда взялись…» или же: «Слышала историю про…»
Ярга почти ничего не знала и мало о чём слышала. Она внимала с жадностью. Порою чувствовала себя ужасно глупой и тёмной деревенской девкой, но Див ни разу не посмеялся над её наивными вопросами, не осудил за незнание или любопытство.
Медленно тянулась мимо Большая Благода со своими богатствами и красотами, а Серый Волк рассказывал всё, что знал сам: о богах и героях, о духах злых и добрых, о волшебных средствах и страшных бедах. Спала Ярга урывками дважды в день, потому что по ночам Волку было сподручнее бежать. Во время отдыха у костра он приносил ей очередного кролика, куропатку, крупную рыбину или иную добычу. Ярга благодарила его за заботу, а сама думала, что без него не дошла бы столь далеко и столь легко. И если бы Див попросил у неё в уплату не одно перо, а весь хвост Жар-птицы, девушка выдрала бы его не задумываясь, а царю Демьяну сказала, что так и было.
Иногда удавалось подремать прямо на волчьей спине. Порой зверь позволял это и будто бы даже замедлял ход, чтобы девица могла отдохнуть, а порой будил её ворчанием, когда дорога была трудной и требовала от Ярги внимания. Она не хотела становиться обузой, поэтому ни на какие тяготы не жаловалась.
Когда спал сам Див, Ярга не знала, да и спал ли вообще? Порой он пропадал, чтобы разведать дорогу впереди или поохотиться, но всегда скоро возвращался. И вот во время их вечернего привала на границе между Благодой и землями кочевников девушка отважилась задать мучивший вопрос.
– Ты когда-нибудь отдыхаешь, Волче? – спросила Ярга, выуживая палочкой из золы запечённые корнеплоды. Все они почернели и были такими горячими, что не прикоснуться, но у неё текли слюнки от терпкого запаха чеснока и сладкого – свёклы и моркови.
Серый Волк лежал подле, сложив массивные лапы, и созерцал пляшущее на головешках пламя.
– Отдыхаю? – Он лениво повернул к ней голову. – Я сейчас отдыхаю.
– Я имею в виду сон. – Девушка наколола дымящуюся морковь на прутик и принялась счищать с неё угольки маленьким ножиком. – Ты когда-нибудь спишь?
Див оскалил зубы в снисходительной усмешке.
– Бывает, – протянул он, – но очень редко.
– Отчего же так? – Ярга подула на горячую оранжевую мякоть.
Волк какое-то время пристально наблюдал за ней в молчании, словно решался, стоит ли делиться чем-то личным с этой любопытной чернавкой, от которой ему хлопот больше, чем проку, но всё же заговорил.
