Гумайюн-намэ. Басни и притчи востока - Автор Неизвестен

Гумайюн-намэ

Басни и притчи востока

Вместо предисловия

Около 1200 лет тому назад жил в Индии могущественный раджа, которого звали великим раджею Дабишлимом. Про него шла молва, что он «весь преисполнен справедливости». И вот однажды этот раджа Дабишлим призвал к себе самых почтенных и мудрых из своих браминов и приказал им составить такую книгу, которая заключала бы в себе «всякие наставления, советы и указания по административным и политических делам, а также наиболее мудрые правила жизни и глубочайшую житейскую мудрость». Брамины, составив подобную книгу, назвали ее «Гелилех и Деминех» — по имени двух известных мудрых шакалов древнеиндийских сказаний. В уста этих шакалов они вложили, между прочим, различные басни и притчи, которые шакалы слышали будто бы от месяца во время пребывания своего в качестве советников при дворе могучего царя зверей — льва.

Сборник «Гелилех и Деминех» скоро получил такую обширную популярность в народе, что слава его распространилась далеко за пределы Индии.

Лет пятьдесят спустя персидский царь Нуширван приказал достать себе из Индии список его и перевести на пехлеви — древнеперсидский язык. Затем, в царствование второго халифа из династии Аббасидов, Абу Джафара аль-Мансура, сборник этот был переведен на тассийский язык, а саманидский эмир Наср ибн Ахмад Самани велел перевести его на персидский.

С персидского сборник был переведен на арабский язык ученым Насруллой ибн-Магометом в царствование султана Масуда, сына султана Махмуда Газневи. Затем впоследствии некто Хусейн Ваиз аль-Кашифи переработал его на арабском языке под заглавием «Анвари Сухайли». Переработка эта пользуется до сего времени огромною популярностью на Востоке. С нее-то и был сделан в царствование султана Баязида II (1481—1512) турецкий перевод под названием «Гумайюн-Намэ», составляющий ныне один из самых замечательных памятников старинной турецкой литературы. В Европе «Гумайюн-Намэ» стала известна лишь в самое последнее время.

Крестьянин и соловей

У одного крестьянина по имени Али-Кули был в Ширазе прекрасный сад, где росло много чудных роз, за которыми он ухаживал с большою любовью и усердием. Каждый день он приходил в сад взглянуть на свои прекрасные розы, и сердце его при виде их наполнялось умилением и радостью. Особенно любил он один розовый куст, который действительно отличался невыразимою красотою.

Но вот однажды, когда Али-Кули пришел в свой сад полюбоваться розами, он вдруг с ужасом заметил, что на его любимом розовом кусте сидит соловей и клювом ощипывает у него листья. И это очень огорчило Али-Кули. Пришедши затем на следующий день, он убедился, что соловей продолжает делать то же самое; а на третий день он уже увидал, что его любимый розовый куст ощипан весь до последнего листочка.

Тогда он наконец потерял всякое терпение, поставил силки, поймал соловья и засадил его в клетку. Но соловей, грустно опустив головку, сказал ему:

— Что я тебе сделал? За какую провинность ты засадил меня в клетку? Если тебя беспокоило мое пение, то я ведь тут ни при чем, так как гнездо мое находится у тебя в саду и ареной для моего пения служат твои розовые кусты. Если я действительно провинился в чем-нибудь перед тобою, то пожалуйста скажи, в чем же именно?

— Разве ты не знаешь, какое горе причинил ты мне, уничтожив мой любимый розовый куст? Вот за это-то ты и несешь наказание. Ты меня лишил моего любимца, а я тебя лишил свободы и удовольствия порхать по моим розам. Горюй же теперь в свой клетке, как я горюю в своей хижине.

— Полно, выбрось из головы эти печальные мысли. Подумай-ка хорошенько: ведь значит, я попал в клетку из-за одной ощипанной розы, а ты горько скорбишь об одном цветке. Ну разве поступают так благоразумные люди?

Али-Кули внял словам соловья и возвратил ему свободу.

Тогда обрадованный соловей, улетая, закричал ему:

— Ты оказал мне большое благодеяние, и я хочу вознаградить тебя за него. Радуйся! В твоем саду вон под тем деревом зарыт глиняный сосуд, полный золота. Ступай же и вырой его скорее.

Али-Кули тотчас принялся копать в указанном соловьем месте, и скоро нашел там клад.

— Однако как это странно, — сказал он тогда соловью; — ты можешь видеть то, что глубоко зарыто в земле, а не видишь простых силков.

— Когда Бог, — отвечал соловей, — посылает на нас беду, то мы должны слепо покоряться Его воле и терпеливо переносить свою долю, потому что Его мудрые предначертания непостижимы для нашего ума.

Путешественник и змея

Раз один путешественник на своем верблюде добрался до такого места, где раньше останавливался караван и где еще виднелись остатки разложенного костра. Сильный ветер разнес искры от этого костра во все стороны, так что окрестные деревья, кусты и даже трава оказались в пламени. А в одном из кустов сидела змея. Выбраться оттуда ей не было никакой возможности, и она в смертельном ужасе с минуты на минуту ждала, что сгорит живьем. Увидав всадника, она стала умолять его, чтобы он спас ее от верной смерти. Всадник оказался человеком очень сострадательным. Увидав, как змея извивалась в предсмертной агонии, он сжалился над нею и подумал про себя: «Правда, змея — вредная тварь и лукавый враг. Но ведь она находится в очень опасном и к тому же совершенно беспомощном положении. Надо же иметь к ней сострадание. Во всяком случае, освободив ее из смертельной опасности, я не сделаю ничего дурного».

Тогда он взял свой мешок и на копье протянул его змее. Та, увидав мешок, немедленно забралась туда, и таким образом путешественнику вполне удалось выполнить свое доброе намерение и спасти зловредное животное от грозившей ему опасности сгореть живьем.

Выпустив затем змею из мешка, он наставительно сказал ей:

— Знай, что я сейчас освободил тебя от ужасной опасности и что отныне ты должна считать за свою священнейшую обязанность доказать мне свою благодарность. Поэтому живи мирно и уединенно в каком-нибудь укромном местечке и не осмеливайся вредить кому бы то ни было. Помни, что зловредных тварей проклинают и Бог, и люди и что им нечего рассчитывать ни на милость Божью, ни на людское сострадание.

Но змея насмешливо возразила:

— Брось, пожалуйста, эти глупые шутки. Я все равно не уйду отсюда прежде, чем не отравлю тебя своим ядом.

—