Гумайюн-намэ. Басни и притчи востока - Автор Неизвестен
— Ты все еще продолжаешь быть рассеянной и все еще находишься в нерешимости. Скажи же мне, какая этому истинная причина?
— Прошу у тебя еще раз извинения, — отвечала черепаха; — но меня очень беспокоит болезнь жены.
— Ты уже говорила мне об этом, — заметила обезьяна. — Правда, мудрецы недаром сказали, что гораздо приятнее быть самому больным, чем иметь на руках больного. Однако поведай мне, чем бы можно было вылечить твою жену? Ведь против всякой болезни есть какое-нибудь средство. Мы пригласим на совет врачей и лишь тогда успокоимся, когда найдем верное лекарство.
— По заключению врачей, — отвечала черепаха, — против этой болезни существует только одно средство, и достать его очень трудно.
— Что же это за средство, которого нет даже в аптеках? — спросила обезьяна. — Можешь ты мне сказать, как оно называется? Может быть, я знаю, где найти его; может быть мы сумеем добыть его посредством хитрости.
— Да, мой милый друг; — отвечала наивно черепаха на такой подход обезьяны, — в том-то и горе, что я просто ума не приложу, где бы достать обезьянье сердце.
Понятно, что обезьяна очень испугалась, услыхав такое откровенное признание. У нее потемнело даже в глазах; но скоро она придумала, как спасти себя от грозившей гибели. «Я попала в беду по собственной неосмотрительности, — подумала она. — Зато теперь мне нужно употребить весь свой ум, чтобы выпутаться из опасности». И обратившись к черепахе, она громко сказала.
— Зачем же ты не сообщила мне этого раньше? Ну, теперь, когда я знаю, что за лекарство нужно для того, чтобы вылечить твою жену, ты можешь быть совершенно спокойной. Наши жены часто страдают этою же самою болезнью; тогда мы вынимаем у себя из груди сердце, даем им немного напиться нашей крови, закусить кусочком нашего мяса, и они тотчас же выздоравливают. Нам же это не причиняет ни малейшего вреда, так как мы свободно можем вынимать у себя из груди сердце и снова вкладывать его туда. Если бы ты мне раньше сказала об этом, то я охотно захватила бы с собою свое сердце и подарила бы его твоей жене. Ты ведь хорошо знаешь, что для тебя я всегда готова на всякую услугу.
— А где же теперь твое сердце? — спросила глубоко удивленная черепаха.
— Да я оставила его дома, — отвечала с лукавым видом обезьяна, — так как у нас в обычае, посещая друзей, всегда быть веселыми и довольными. Поэтому-то в таких случаях мы никогда не берем с собою сердца. И мне теперь это очень досадно, особенному потому, что я ведь могла бы легко вылечить твою жену. К сожалению, мы подумали об этом слишком поздно. Но если мы явимся к твоим родным и знакомым с пустыми руками, то, пожалуй, они подумают, что я пожалела дать тебе то, что для тебя имеет большую цену, а для меня — ровно никакой. Признаюсь, меня очень огорчило бы подобное подозрение. Поэтому прошу тебя извинить меня, но без сердца я не могу переступить твоего порога. И всего будет благоразумнее для меня вернуться домой, захватить с собой сердце и преподнести его твоей жене. Тогда и я избегну стыда, и твоя жена выздоровеет.
Услыхав такие слова, черепаха весело повернула назад и спустила обезьяну на берег. Но едва та почувствовала под собою твердую землю, как тотчас же вспрыгнула на дерево и принесла благодарность Богу за свое избавление.
Прождав ее понапрасну несколько часов, черепаха наконец в нетерпении закричала ей:
— Дорогой друг, куда же ты пропала? Я ведь уж давно жду тебя; поспеши же, а то мы, пожалуй, опоздаем.
— Я вовсе не так неопытна и глупа, — отвечала ей тогда с язвительным смехом обезьяна, — как ты, кажется, полагаешь. Из-за тебя я было очутилась в большой беде, и мне потребовалась вся моя сообразительность, чтоб избавиться от нее. Нет, теперь уж больше не может быть речи о дружбе между нами.
И напрасны были все просьбы, все заверения черепахи, так жестоко обманувшейся в своих ожиданиях. Наконец она принуждена была с грустью вернуться домой, не добившись ровно ничего от обезьяны.
