Пути к Богу: Жизнь по Бхагавадгите - Рам Дасс
Несколько месяцев спустя, когда я встретился с Махарадж-джи, ему удалось сорвать мне крышу и открыть моё сердце снова благодаря моей матери. В тот день, когда я встретил его, Махарадж-джи заявил: «Твоя мать умерла в прошлом году». Он закрыл глаза и сказал: «Перед смертью она очень располнела». Это была правда, причиной тому была увеличенная селезенка. Я подтвердил информацию. Тогда он произнёс одно слово по-английски (остальной разговор шёл на хинди); он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Селезенка». Так по-английски он назвал орган, убивший мою мать. От одного этого слова мой разум заскрипел и остановился. Откуда он знал? Нет, ну откуда он знал? Мой ум был похож на автомат для игры в пинбол — кряк, и он остановился посреди игры! И тогда моё сердце раскрылось ему.
На следующий день Махарадж-джи сказал мне: «Ты знаешь, что твоя мать — очень возвышенное существо?» Я спросил у переводчика: «Разве он не сказал, что она была возвышенным существом?» Переводчик спросил снова, и Махарадж-джи сказал: «Най, най — она очень возвышенное существо». У меня в голове всё перевернулось: я увидел это возвышенное существо, принявшее воплощение бостонской еврейки из среднего класса, которая на каких-то тонких уровнях поддерживала моё неуклонное продвижение по духовному пути, при этом всю дорогу сохраняя видимость буржуазной респектабельности, — то есть большую часть своей жизни тщательно маскируясь и втайне смеясь над этим. После этих слов Махарадж-джи я начал по-новому воспринимать её, отдавая должное тем сущностям, что скрывались за масками наших социальных и семейных ролей.
Махарадж-джи полностью изменил моё отношение к смерти. Он часто говорил о ней что-нибудь вроде: «Умирает тело, а не душа». «Тело уходит, ибо ничто не вечно, кроме любви Господа». «Ты ничего не сможешь взять с собой, когда умрёшь, потому что мир — не более чем сон или иллюзия». Для Махарадж-джи смерть была спасением из темницы этой иллюзии — «побегом из Центральной Тюрьмы», как он это называл.
Однажды, прогуливаясь в компании одного из своих учеников, Махарадж-джи вдруг сказал, так, мол, и так, моя старая ученица только что умерла, и принялся смеяться. Он всё хохотал и хохотал, и ученик сказал ему: «Вы просто садист какой-то! Над чем вы хохочете, если она умерла?» Махарадж-джи удивлённо посмотрел на него и сказал: «А ты ждёшь, что я буду притворяться одной из этих кукол?» Он имел в виду: я что, должен притворяться печальным, если она закончила свою работу здесь и ушла со сцены?
Однажды Махарадж-джи лежал на своей циновке в храме.
Неожиданно он сел и сказал: «Тут кто-то есть». «Нет, Махарадж-джи, никого тут нет», — стали убеждать его те, кто был вокруг. Он возразил: «Да-да, кто-то только что пришёл. Вы все думаете, будто я ничего не знаю». Несколько минут спустя в храм вошёл какой-то человек, который сразу же ринулся к Махарадж-джи, — это был слуга одного из старых учеников Махарадж-джи. Махарадж-джи закричал ему: «Я не пойду! Я никуда не пойду! Я знаю, что он умирает, но я никуда не пойду!» Тот сказал: «Откуда вы узнали это, Махарадж-джи? Даже его семья ещё не в курсе. Да, он умирает, и зовёт вас». «Нет-нет, я никуда не пойду», — упорствовал Махарадж-джи. Все стали его упрашивать: «Махарадж-джи, пожалуйста, пойдите к нему, ведь он был вашим преданным учеником долгие годы!», но Махарадж-джи всё твердил: «Нет-нет, не пойду».
Наконец все его достали, он взял банан и подал его слуге со словами: «Вот, дай ему этот банан, и с ним всё будет в порядке». Слуга простёрся ниц и поблагодарил его, а потом помчался домой с бананом. Там он размял банан и дал его умирающему; тот съел его и с последним кусочком умер.
Какие выводы можно сделать из этой истории? Что это за «всё в порядке»? Махарадж-джи не говорил, что его ученик поправится, — он просто сказал, что с нам всё будет в порядке. С чего вы взяли, что «в порядке» означает остаться в этой уже проработанной инкарнации?
Когда я впервые приехал в Индию в 1967 году, у меня был, как я его называл, лендроверный период. Мы с моим другом Дэвидом колесили по всей стране в огромном лендровере, в магнитофоне у нас играли концерты Вивальди, мы ели консервированного тунца, пили хлорированную воду и держали окна закрытыми, чтобы до нас не добрались злые микробы. Прибыв в Бенарес, мы остановились в первоклассном отеле английского типа. Но стоило мне выйти на улицу, тут-то всё и начиналось.
Бенарес — это индийский город смерти, её здесь не прячут от людских глаз, как у нас, на Западе. В Бенаресе, когда кто-нибудь умирает, его заворачивают в ярко-оранжевую ткань и укладывают на деревянные носилки. Потом тело, сопровождая пением имени Рамы, открыто несут через весь город к гхатам[105] сожжения. Всё это значительно отличается от наших похорон, где принимают кучу всяких антисептических мер. Индуисты стараются приехать в Бенарес умирать, ибо есть поверье, что в таком случае к ним придёт Шива и в самый момент расставания души с телом шепнет им на ухо имя Рамы, приносящее просветление. Другими словами, для тех, кто понял, что в этой жизни к чему, это очень благоприятное место для смерти.
Как и в случае с тибетскими монахами, читающими «Книгу мёртвых» у одра умирающего, это поверье отражает представления о том, что направление мысли в момент смерти очень важно. Обе мировоззренческие системы предусматривают реинкарнацию, и обе включают две основные составляющие духовного взгляда на проблему смерти: во-первых, очень важно, о чём вы думаете в момент смерти; во-вторых, ключом к прекращению перерождений является отказ от привязанностей. И бенаресские традиции, и «Книга мёртвых» показывают способ пройти через врата мироздания в мгновение смерти и оказаться непосредственно в объятиях Господа. В каждом варианте имеется набор символов и ритуалов, долженствующих в самый нужный момент напомнить вам правила игры. В Гите Кришна говорит: «Умирая, думай обо мне». И для облегчения этой задачи есть специальные техники.
Но во время моего первого визита в Бенарес я ничего этого не увидел. Гуляя по улицам города, я видел множество несчастных созданий, больше напоминавших обтянутые кожей скелеты, больных проказой или какими-то другими ужасными болезнями. Они ползали