Пути к Богу: Жизнь по Бхагавадгите - Рам Дасс
Медитируя там, в комнате с Джинни, я видел умирающее тело, я видел боль. Но вместо того, чтобы дать эмоциям захлестнуть себя, я позволял чувствам подниматься, но при этом созерцал их со стороны. Передо мной была грозная красота Вселенной. В комнате стало очень тихо и спокойно; её заполнило какое-то пурпурное сияние. Это было совершенно необыкновенно. После того как мы вместе побыли в этом пространстве минут двадцать, Джинни повернулась ко мне и сказала: «Мне так хорошо и спокойно». И это при том, что всё это время её тело корчилось от боли. Боль была всё ещё здесь — она никуда не ушла. Но Джинни удалось перестать идентифицироваться с человеком, страдающим от жестокой боли. Она больше не была этим человеком. Теперь она стала тем, кто стоит надо всем этим.
Этот случай с Джинни научил меня, как обращаться с болью. Самое страшное в смерти — это боль и страх. Если мы не готовы, если не находимся в осознании, боль и страх собьют нас с толку и разум потеряется в них. Мы должны уметь с ними обращаться. Когда мы медитируем, у нас неизбежно начинают болеть ноги и колени, но мы учимся сидеть с этой болью, открываться ей — и так мы учимся встречать любую сильную или нежданную боль, которая придёт к нам в смертный час. В этом Джинни стала моим учителем; она показала мне, сколь велика потребность в таком умении и помогла понять, как нужно работать с болью.
В моей жизни был ещё один урок, связанный с пребыванием возле умирающих. Он ярко продемонстрировал, что в нашей культуре крайне недостаёт мест, где человек мог бы умереть, осознавая этот процесс. У нас нет своего Бенареса, зато есть больницы. У меня была приятельница по имени Дебби Лав, которая тоже должна была умереть. Она была замужем за Питером Маттхайсеном, который написал целую кучу прекрасных книг про Непал и Гималаи. Дебби умирала в больнице «Гора Синай» в Нью-Йорке. Больницы — вообще коварные места: они так специально устроены, чтобы поддерживать в пациентах жизнь всеми возможными средствами, так что, когда ты там умираешь, это как бы служит доказательством неэффективности всей системы.
Дебби была членом нью-йоркской дзэн-общины, и все её соученики решили, что, вместо того чтобы сидеть и медитировать в общине, они придут для этой цели к ней в госпиталь. Каждый вечер они собирались в больнице «Гора Синай», и комната Дебби очень скоро превратилась в храм. Там был маленький столик для пуджи, а все ученики в своих чёрных одеяниях усаживались вдоль стен и совершали дзадзэн[108].
В первый вечер, когда к Дебби пришли ученики, посреди медитации в палату ввалилась компания молодых врачей-интернов. Они распахнули дверь и вошли с уже готовым набором стандартных сердечных и ободряющих фраз типа: «Ну и как мы сегодня себя чувствуем? Давайте-ка посмотрим вашу карту. Вы сегодня были хорошей девочкой? Вы хорошо кушали сегодня?» Но вместо палаты они оказались в храме. Их хватило только на: «Ну и как мы сегодня…» — и они замерли с разинутыми ртами.
На третью ночь, вместо того чтобы вламываться в палату, они уже осторожно открывали дверь, тихо входили и стояли некоторое время, читая записи в карте, а потом так же тихо уходили. Они делали свою работу, но больше не претендовали на то, что они тут главные. Теперь они вели себя, как доктора на футбольном поле; они не встревают не в своё дело, а просто помогают, если кто-то из игроков вдруг сломает ногу. Теперь они были служителями системы, а не притворялись её хозяевами.
Опыт Дебби показал, что можно создать пространство, подходящее для сознательной смерти, прямо посреди системы. Но лучше всего, конечно, было бы иметь такое место, где умирающего не просто приютят, а смогут поддержать и ободрить. Я бы придумал особую программу, что-нибудь вроде «Настройка на Смерть». Если вы умираете и желаете сделать это осознанно, просто позвоните по номеру. Мы пришлём к вам кого-нибудь, кто хочет поработать над собой через общение с человеком — в данном случае, с вами — кто хочет умереть осознанно.
Среди нас нет профессиональных проводников в смерть, но многие, и я в том числе, сочли бы за честь и чрезвычайно могущественную садхану побыть рядом с человеком, который готовится переступить великий порог. И есть огромное количество людей, которые были бы рады, если бы рядом с их смертным ложем был человек, совершивший достаточно глубокую внутреннюю работу, чтобы действительно присутствовать в такой момент. Наша служба «Настройка на Смерть» была бы чем-то вроде профессиональной свахи, которая помогает умирающим и их проводникам найти друг друга.
У нас могли бы быть свои бенаресы для западной цивилизации. Это были бы места, куда люди приходили бы и после небольшой обзорной экскурсии могли бы сказать: «Вот где я хочу умереть. Пусть вокруг меня будут люди, которые не пытаются отрицать смерть или цепляться за жизнь». Приходящие в такой центр будут вправе решать, какой именно доктор им нужен, в каких объёмах они хотят принимать лекарства и какие религиозные обряды должны сопровождать их кончину. Можно организовать всё по христианскому обряду, а можно — по мусульманскому, буддийскому, индуистскому или любому другому. Мы сделаем всё возможное, чтобы у нас были представлены любые традиции: викканская[109], зороастрийская, растафарианская[110] и т. д. Мы бы делали всё возможное для того, чтобы организовать такое окружение, которое помогало бы человеку в момент смерти обратиться к Богу. И хотя «Западный Бенарес» стал бы прекрасным проектом для будущего, мы можем уже сейчас работать с тем, что у нас есть, и в этом смысле Дебби показала всем нам, чего мы можем добиться.
В любом случае, смерть в идеальных условиях подразумевает, что у вас есть некоторое время на подготовку, что далеко не всегда возможно. К некоторым из нас смерть придёт внезапно и неожиданно. На самом деле она может случиться с кем угодно и когда угодно. В Наропе мне как-то довелось в течение одной недели встретиться с женщиной, у которой обнаружили рак, с мальчиком, который упал со скалы и разбился насмерть, и с ещё одной женщиной, которая попала в автокатастрофу, унёсшую жизнь её друга. Всё это случилось совершенно неожиданно.
С внезапной смертью гораздо труднее работать духовно. Нет
