Между небом и землей. Через Дух Андрэ Луиса - Франсиско Кандидо Хавьер
Пав наземь, Антонина стала на колени перед старым человеком, помолодевшим от магнетических пассов Кларенсио, и вскричала:
— Леонардо! Леонардо!…
Но тот, с взглядом, горящим от ненависти и невыразимых страданий, взревел:
— Наконец!… Наконец!…
И разразился конвульсивными рыданиями.
Ошеломлённые, мы слушали Кларенсио, великодушно информировавшего нас:
— Вы видели? Антонина — это перевоплощённая Лола Ибаррури. Леонардо связан с ней путами огромной любви. Они оба пришли из крупных сражений в бесконечном полотне времени. Безответственная женщина вчера, она сегодня влюблённая и достойная мать, в поисках собственного восстановления. Покинув ранее своего мужа, она вынуждена была выйти замуж за мужчину животного уровня развития, с которым она также связана нитями прошлого, и который, не понимая её сейчас, предал её забвению. Но, несмотря на это, она получила в качестве любимых ею детей своих бывших компаньонов по судьбе, которых ведёт к добру. В противоположность преступной лёгкости прошлого, теперь она, чтобы жить, должна противостоять бедственным преградам на своём пути.
Нас охватила неудержимая симпатия к этой женщине, находящейся в тисках жестоких испытаний.
Наука, которую жизнь преподносила нам здесь, была действительно возвышенной. Голос ориентера был чист и уверен, когда он сказал нам:
— Приступим. Момент требует нашей помощи.
14
ОПРЕДЕЛЕНИЕ
Преображённая Антонина тёрла себе глаза, словно пытаясь поверить в то, что она видит, но смирившись перед очевидностью, продолжила:
— Сжалься надо мной! Пожалей меня!…
— Лола, ты откуда? — спросил несчастный.
— Не заставляй меня вспомнить себя!…
— Не помнить себя? После того, как я был приговорён к пыткам искупления, кто способен забыть? Чувство вины — это огонь, пожирающий нас изнутри…
— Не говори мне о прошлом!…
— Для меня время словно остановилось. У ада нет часов. Боль парализует жизнь внутри нас.
— Надо забыть…
— Никогда! Угрызения совести — невидимый зверь, что питается пламенем чувства вины. Совесть не спит.
— Не разрывай моего сердца!
— А как же моё? Ему что, жить разорванным на части?
Диалог продолжался в трогательной манере, и Антонина, стоя на коленях, взорвавшись тревожным кризисом слёз, умоляла его изо всех сил:
— Не береди моих ещё не затянувшихся ран! Нельзя отнимать у должника возможность оплаты долга!
— Для тебя, — простонал собеседник, — я навсегда завяз в преступлении… Я любил тебя, и вот я потерянный человек. Ты носила в своих глазах скрытую измену… О, Лола, почему, почему?…
И перед таким болезненным акцентом, с которым были произнесены эти слова, бедная женщина взмолилась, не скрывая печали:
— Леонардо, прости меня!… Я много страдала. Я обезумела, это правда! Но расстройство, что коснулось меня, более сильное и горькое!… Знаешь ли ты, что такое путь униженной женщины, между раскаянием и скорбью? Приходилось ли тебе хотя бы на один день задуматься о жертвенности женского сердца, приговорённого к нищете и одиночеству? Ты хоть иногда задумывался о разочаровании и голоде презираемой и больной проститутки? Разве ты можешь представить себе, что такое бичевание личности, ждущей смерти, со всеобщим сарказмом, находясь между жаждой и потом? Всё это я познала!…
— Но я убил человека из-за тебя, — бормотал несчастный, вызывая сочувствие.
В то время, — утверждала бедная женщина, — я сделала худшее. Я убила свою душу… Будучи замужем, я сменила домашний алтарь на обманчивую сцену лёгких радостей; будучи матерью, я унизила наказ, который вручил мне Бог, сжигая все цветы своего счастья!…
— Но ты смогла исправиться, что я не смог. В конце концов, ты была счастлива!…
— Счастлива? — в отчаянии вскричала Антонина. — Ты считаешь меня неверной, когда, как и многие другие, ты устал от меня, ища другой новизны и других путей!… Я оказалась одна, больная, уничтоженная… Напрасно пыталась я утопить в вине удовольствий ужасный образ бездны, в которую я бросилась, поскольку, когда разочарование и болезнь выбросили меня на обочину жизни, во мне проснулась совесть и стала безжалостно обвинять меня. Смерть приняла меня в долине нищеты, словно мусоровоз, увозящий отбросы… Можешь ли ты понять мои страдания во всём их размахе?!… Многие годы я скорбно блуждала, словно птица без гнезда, скрываясь за колючим кустом боли, который сама вырастила в себе. Я молила о защите у тех, кто в моей юности был любимыми существами. Никто не вспомнил обо мне. Я не могла пожать благодарность, которую посеяла. Вплоть до дня…
Антонина провела правой рукой по бледному лбу, словно вызывая старинные воспоминания, глубоко засевшие в её памяти. Её взгляд обрёл пугающее выражение больных, которых лихорадка делает безумными.
Спустя несколько мгновений, выражение удивления проблеском света пробежало по её лицу.
Казалось, найдя образ, который она в тревоге искала, она продолжила:
— … вплоть до дня, когда я почувствовала, что ты зовёшь меня в мыслях нежности и покоя. Ты приводил некоторые из счастливых фактов нашей жизни, выстраивая в воспоминаниях праздники, которые мы организовывали в пользу увечных бойцов. Твои мысли, вырывавшие из прошлого редкие счастливые воспоминания, известные нам, проливались на меня словно освежающий бальзам… Я в облегчении заплакала и уснула в твоём доме, под защитой твоей семьи, которую тебе посчастливилось создать.
Антонина прервалась, словно не в состоянии продолжать воспоминания. Было видно, что она упиралась в непреодолимые внутренние барьеры.
Она умолкла, мучимая невозможностью вспомнить, внезапно накинувшейся на неё, но наш ориентер подошёл к ней и слегка прикоснулся к её голове, оставляя ощущение, что магнетически помогает ей собраться с силами.
— Я не могу знать, — кричал Леонардо, — я не могу знать! С тех пор, как мой разум оказался занятым «им», я не могу более координировать идеи, которые мне не принадлежат. Да, конечно, я виновен. Ты права. Я мог бы оказать тебе помощь. Но мне не приходилось думать о тебе иначе, как о женщине.
Бедная собеседница уже более спокойно, с грустью взмолилась:
— Теперь, когда ты осознаёшь мои трудности, прости меня!… Не желай ничего больше для меня, кроме обновления! Я много выстрадала, прошла суровую школу!… Я прошу защиты у Божественной Доброты для всех тех, кто не понимал меня, и искренне стараюсь забыть те обиды, которые люди причинили мне, желая также, чтобы те обиды, которые я причинила другим, были забыты!… Поэтому не уводи меня в прошлое!… Пожалей меня!…
Мы с удивлением увидели, как Леонардо и Антонина, под отеческим контролем Кларенсио, оказались в том же вибрационном положении, в которое они внезапно попали. Почему же ни он, ни она не вспоминали о родственной связи, которая соединяла их?
Почувствовав наш вопрос, наставник пришёл к нам на помощь и объяснил:
— Оба они находятся скованными в определённом моменте прошлого,
