Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер
Её тело было отброшено на несколько метров, её голова ударилась о камень и была разбита, слегка повёрнутая вбок.
Я меня перехватило дыхание. Я был недостаточно опытен, чтобы противостоять подобным ситуациям, где случившееся несчастье требовало мгновенного решения. Но брат Феликс, посреди шума толпы, взывавшей к помощи полиции, уселся на асфальт. Прилагая сильные магнетические пассы к голове несчастной жертвы, он придал ей достаточно энергии, чтобы она механически приняла горизонтальное положение тела, чтобы дышать без каких-либо особых трудностей, при помощи движений, которые для присутствующих казались гримасами смерти.
Марита перестала беспокоиться обо всём, что касалось её.
У меня появилось чёткое впечатление, что основа её черепа разломана, но я не мог позволить себе ни малейшего вопроса. Эмоциональная нагрузка была слишком сильной, чтобы ещё рассуждать о технической стороне вопроса.
В состоянии родителей, глубоко человеческих и тронутых страданием, брат Феликс уселся так, что голова девушки была у него на коленях. Возложив руки на её окровавленные ноздри, он поднял взгляд свой и стал вслух молиться. Его слова выделялись из шума толпы:
— Господь бесконечной любви, сделай так, чтобы твоя дочь не была выброшена из обители человеческой без подготовки!… Дай нам, Отец, благословение страдания, которое позволяет нам размышлять! О, Боже милосердный, дай ей ещё несколько дней пребывания в страждущем теле, или хотя бы несколько часов!…
Наставник умолк, как любое земное создание, тронутое волнением…
Сразу же после этого он сделал мне знак и посоветовал вернуться в апартаменты во Фламенго, чтобы понаблюдать, что было бы разумно приобрести в том, что касается средств поддержки. Мне надо было отыскать Клаудио и Марсию и умолять их о помощи и сочувствии. Он же, Феликс, внушит кому-нибудь позвонить им. Семейство Ногейра будут между ним и мной, чтобы заинтересовать их этим несчастным случаем, и чтобы они мысленно были приведены к сочувствию… Останется лишь проследить, чтобы не произошло немедленное развоплощение… Когда я вернусь во Фламенго, мы сможем снова объединиться…
Увидев его смиренным в самоотречении, я вскорости вышел, чтобы не только побыстрее ответить на вызовы задачи, выпавшей на мою долю, но и очистить всё, что лежало у меня на сердце. Иногда необходимо, чтобы слёзы служили нам доверенным лицом, когда нет никого, кто выслушал бы нас… Столько работы для возвышенного благодетеля в надежде спасти этого ребёнка, перенёсшего столько тяжких испытаний!… Столько жертв для наставника, чьё величие берёт своё начало в Высших Сферах, с целью предложить ей свои объятия!… И крах предприятии казался мне неизбежным.
Перед тем, как устремиться на проспект Атлантики к Новому Туннелю, я услышал множество голосов, кричавших: «умерла!.. умерла!…». Не в состоянии сдержать слёзы, я обернулся, чтобы увидеть действие подобной новости на лице брата Феликса, заключая в самом себе: «Всё было бы напрасно! Всё было бы напрасно!»… Но вдруг сильнейшая волна надежды омыла моё сердце!… Мысль, что едва уловимые источники энергии сыпались с ясного и звёздного небосвода на этот уголок Копакабаны, омываемый морем, пришла мне в голову, словно прося нас me довериться Богу в шёпоте волн!…
Нет!… Сражение не стало меньшим!…
У нас был с собой излишек любви и света, который несёт молитва!… Ничто ещё не потеряно…
По-отцовски держа на руках дитя в беспамятстве, благодетель устремил взор свой ввысь и, принимаемый глубоким молчанием, казалось, говорил теперь с бесконечностью.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Часть Вторая
Медиум: Франсиско Кандидо Хавьер
1
Было практически пять часов утра, когда я добрался до жилья Ногейров.
Дом был пуст, комнаты словно онемели; повсюду царило молчание.
Но под тонким покрывалом ворочалась «донна» Марсия, утомлённая событиями накануне. Она провела ночь, погружённая в печаль. В полумраке комнаты она лежала, положив голову на руку, локоть упирался в подушку. Её глаза опухли от слёз. Её приёмная дочь не вернулась домой. В тревоге она ждала утра нового дня… Она позвонит в резиденцию Торресов, чтобы узнать, вернулась ли Марина. Если надо, она позвонит даже в Терезополис. Она хотела поговорить хоть с кем-нибудь, довериться. Ею овладел страх, и её сердце трепетало от предчувствия катастрофы.
Я мысленно обратился к ней в поисках новостей от Клаудио.
Я ощутил её невнятный ответ. Думая, что вновь размышляет о событиях ночи, она принялась вспоминать своё возвращение домой несколькими часами ранее, когда он был совершенно пьян. Он прибыл, держась за стены, спотыкаясь и наталкиваясь на них. Он сказал, что пытался утопить угрызения совести в виски. Она слышала, как его рвало, выслушала его выговоры с другой стороны двери, которую она из предосторожности закрыла на ключ. Преступная авантюра заканчивалась пьянкой и банальным похмельем… Ей не хотелось семейных сцен.
Внезапно она прервала линию размышлений, в которые была погружена. Она отвергла моё влияние, полагая, что вновь убеждает себя в том, что достигла предела терпения… Она ничего больше не хотела слышать о Клаудио. Печаль превратилась в отвращение. Она жаждала новых отношений, хотела развестись, бежать отсюда…
Я оставил её, погружённую в свои негативные мысли, и отправился в самую удалённую комнату. Там спал Ногейра, как был одет, даже не сняв своего пальто. Он лежал на боку и спокойно храпел, а из уголка рта у него вытекала густая слюна. И вампир был с ним, расслабленный под воздействием алкоголя, оба покинутые, отупевшие.
Я проводил оценку ситуации, когда раздался телефонный звонок.
Брат Феликс, конечно же, должен был иметь средства открыть мне какую-либо дверь, чтобы мог оказать благоприятное воздействие. Необходимо было приступить к решению проблемы, устанавливать защиту, что я обязан был делать.
Я вернулся в гостиную.
Одевшись на манер «бэби-дол», «донна» Марсия поднесла трубку к уху, полная мрачных предчувствий.
В трубке послышался голос обычного человека:
— Я бы хотел поговорить с господином Клаудио Ногейрой.
— Вы позвонил к нему в дом.
— Он дома?
«Донна» Марсия прекрасно знала, что любой разговор с супругом сейчас бесполезен, ввиду раннего часа, и ясно ответила:
— Нет, его нет дома.
— Я хотел бы поговорить с ним или его женой.
Будучи экспертом в искусстве интриг, и обученная играм социальных условностей, собеседница предположила, что имеет дело с новой выходкой своего мужа, осторожно спросила:
— А вы кто такой?
— Меня зовут Зека, я дворник. Нахожусь в Копакабане, мне нужно передать новость об одной катастрофе…
— Какой катастрофе?
— Вы — жена Ногейры?
— Нет, но работаю здесь. Я служанка…
«Донна» Марсия опасалась попасть в какую-либо переделку, если
