Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер
— Я волнуюсь, я вся на нервах … Я не понимаю …
— Он попросил меня написать и принять её просьбу, чтобы не шокировать Мариту. Как он сказал мне, она слегка не в себе, и пообещал, что сам встретится с ней, чтобы дать кое-какие советы и придать ей мужества доброй вестью об экскурсии в Аргентину …
— Как?
— Представь себе, в Аргентину… Путешествие в Аргентину …
Последовал раскат смеха, после чего он с сарказмом продолжил:
— Это скорее приют, моя дорогая. Приют или хоспис. Марите уже нужна лишь психиатрическая больница. И чем дальше от нас, тем лучше!… Аргентина для одной, Петрополис для двух других …
В этот миг девушка осела на пол.
Она оперлась об угол мебели, будучи не в состоянии взять телефон из-за рыданий, которые сдавили ей грудь.
Мы ясно услышали голос парня, кричавшего на том конце провода:
— Марина! Марина! Что с тобой, скажи, что там происходит!…
Но хрупкая рука, по которой текли слёзы, положила трубку на аппарат с печалью, которая окончательно закрыла врата её сердца.
Девушке понадобилось десятки минут, чтобы прийти в себя, насколько это было возможно, она внешне успокоилась и вернулась в комнату.
В смятении она заговорила об одолженных деньгах. Да простит «донна» Кора эти неприятности. Если она не сможет прийти на следующий день сама, то её коллега по работе в магазине, Нелли, которая также была её ближайшей подругой, оплатит долг, если она, Марита, не сможет быть на службе. Достаточно будет найти её в магазине.
«Донна» Кора сердечно улыбнулась и сказала, чтобы та не волновалась по пустякам.
Она услужливо протянула чашечку кофе девушке, которую та в смущении взяла. И хоть разговор перескакивал с одной темы на другую, подруга удивлялась её угнетённому виду, её бледности, её постоянно слезливым глазам. Марита, стараясь выдавить из себя улыбку, которая тут же умерла на её губах, объяснилась. Она сказалась простуженной, жертвой сильного ринита. И к тому же спросила, возможно ли найти сейчас, в десять часов вечера, господина Саломона в соседней аптеке. Она бы хотела посоветоваться с ним насчёт противогриппозных медикаментов. Её голова отяжелела, и дышала она с трудом.
Предупредительная женщина побежала к телефону и почти сразу же вернулась, сказав, что фармацевт дождётся её. Он уже заканчивал своё дежурство, так что нельзя было терять время.
Марита поблагодарила её, распрощалась, и мы последовали за ней.
Господин Саломон был пожилым спокойным человеком, в его взгляде угадывалась мягкость людей, становящихся добровольными служителями Человечества в том деле, которым занимаются. Он любезно принял её.
Скрывая свои истинные намерения, девушка заговорила с ним о насморке. Она заявила, что ощущает боль, у неё кружится голова. Аптекарь со старинными привычками, приученный оказывать медицинскую помощь своим друзьям в несложных случаях, он попросил её высунуть язык. Он осмотрел его с опытом и многолетней практикой, проведённой с больными, но не нашёл ни малейшей причины для беспокойства. Он смерил температуру; никакого жара не было.
Он по-отечески улыбнулся и посоветовал ей вернуться домой и хорошенько отдохнуть. Она не должна была соглашаться на работу допоздна, прокомментировал он с явной доброжелательностью, и добавил, что лекарства купить легко, но здоровье ни за что не купишь. Он прописал ей аспирин от мучившей её, как он думал, невралгии и … покой.
Девушка взяла лекарства, сделала вид, что в удовлетворении уходит, затем вернулась, словно что-то забыла.
— Господин Саломон, — сказала она со сквозившим в её голосе любопытством, — я не знаю, помните ли вы «Бижу», мою старую собаку, которую малыши иногда брали на руки на пляже…
— Как же мне не помнить её? Это животное такое умное, особенно когда играло с малышами в прятки! Мои внуки до сих пор подражают тому приёму, который она придумала…
— Так вот, — продолжала Марита, изображая печаль, — нашей маленькой «Бижу» скоро конец…
— А что случилось?
— Ветеринар мне объяснил, но я не запомнила названия болезни, притом болезни неизлечимой. Она постоянно скулит и лает. Она так мучается.
Продолжая, она сказала Саломону, что их собачка стала проблемой для квартиры. Управляющий делами часто жаловался на неё; соседи из-за неё оказывались в трудных ситуациях. Её родители ждали, что из Сан-Пауло приедет ветеринар, один из их друзей, чтобы сделать собаке эвтаназию. Поэтому они разрешили двум их дочерям прибегнуть к любому лекарству, которое могло бы принести собаке последний отдых. «Бижу» выглядела утомлённой, истощённой. Марита сожалела, что теряет её, поскольку они всегда были словно подружки во Фламенго, с тех пор, как девочка оставила школу. Хоть она сильно привязана к ней, но необходимо всё же смотреть ситуации в лицо и избавить бедное животное от страданий. Нет ли у него каких-либо пилюль для этого случая? Она слышала, что есть таблетки, которые, если принять большую дозу, ведут к смерти безо всякой боли, но она не знает их названия.
Не насторожившись, аптекарь подтвердил её слова. Да, сказал он, бывает, что привозят на склад некоторые из подобных сильных анестетиков, и подчеркнул, что если собака приговорена ветеринаром, то ей незачем поддерживать жизнь.
Убеждённый в правдивости информации, повторяемой девушкой, он отправился в подвал в поисках лекарства…
И здесь мы Феликсом и взяли его в свой мысленный оборот.
Благодетель попросил его получше проанализировать ситуацию. Пусть он обратит внимание на эту малышку, такую уставшую, одинокую, в столь позднее время — после двадцати двух часов — скитающуюся по улице, растрёпанную, с глубокими синяками под глазами, без сумочки, без куртки. Он, Саломон, тоже любящий отец и дед. Он не должен давать никаких советов по ядам. Пусть он будет осторожней. Пусть облегчит угнетённое состояние девушки любым безопасным снотворным, дав ей понять, что она уносит с собой смертельное лекарство. Пусть он солжёт из жалости, пусть выразит своё сочувствие, оставив более ясные споры на потом.
Конечно, волосы этого человека поседели от огромного и жёсткого опыта, чтобы он не мог не почувствовать наши призывы, поскольку он сразу же растрогался. Потихоньку он вернулся к своей стойке и в изумлении посмотрел через приоткрытую дверь на свою посетительницу именно в тот момент, когда он считала, что её никто не видит. Марита походила на персонаж из музея восковых фигур, с размытыми красками на лице, без движений. Лишь глаза её, хоть и казались неподвижными, подавали признаки жизни слезами, которые в изобилии текли у неё по щекам.
«О, Боже мой, сражённый увиденным, подумал он, она страдает не ринитом, это нравственная боль, о, какая ужасная боль!…».
Саломон прекратил поиски и бросил
