Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой
Во время своего пребывания в Париже Джахан был удивлен однородностью населения, благородным отсутствием смешения народностей. А в Константинополе больше всего он любил обилие непостоянства.
Джахан заплатил дорожную пошлину за пересечение Галатского моста и направился к улице Гран рю мимо магазина «Бон Марше». Дамы в со вкусом подобранных шляпках сплетничали в тени арок, и Джахан поприветствовал их.
На этой улице единственным различием между турецкими мужчинами и европейскими было ношение фески, все еще более популярной, чем котелок.
Семилетняя сестра Джахана Танзу бросилась в его объятия, когда Азизе открыла дверь.
– Ты дома! Он дома! Джахан дома! – кричала она, крепко обнимая его за шею. – Ты надолго? Привез мне что-нибудь?
– Если не будешь стискивать мне шею так крепко, я отвечу. Как ты поживаешь, Азизе? Все так же ворчишь?
Его старая няня улыбнулась и похлопала его по руке.
– Джахан… вот сюрприз! – Окутанная шелестящим шелком, с широкой улыбкой подошла его мать.
Мадам Орфалеа была на голову ниже сына. Эта грациозная и стильная женщина тем не менее внушала трепет, и никто не позволил бы себе фамильярничать с ней.
Джахан расцеловал ее в обе щеки, а Танзу тем временем вертелась вокруг брата.
– Танзу! Аrrête-toi![34] Беги и скажи сестрам, что твой брат дома! Va-t’en![35]
– У maman для тебя сюрприз! – сказала Танзу, опускаясь на пол. – У нас был один посетитель! Очень особый посетитель!
– Азизе, отведи ее наверх.
– Она учительница! Учительница! – напевала девочка, вертясь у его ног.
Азизе взяла ее за руку, но Танзу вырвалась.
– И она довольно красивая! Très gentile![36]
– Танзу!
Девочка побежала наверх, в детскую, перескакивая через две ступеньки, а Азизе медленно поднималась за ней.
– Сюрприз? – спросил Джахан, но его мать уже шла в гостиную.
В течение следующего часа сестры рассказывали ему обо всем, что произошло за время его отсутствия. Дилар, которая была на шесть лет младше его, обручилась с Арманом, сыном французского посла. Арман, капитан французской армии, был другом детства Джахана. Свадьба должна состояться в этом году или же по окончании войны.
– Мари-Франсуазу я просила быть дружкой на свадьбе, но она сама обручилась в прошлом месяце и скоро уедет в Париж. – Уголки красивых губ Дилар скорбно опустились вниз. – Maman сказала, что я должна довольствоваться Танзу и Мелике, но кто же выходит замуж только с двумя дружками?
– Ну да, тем более что они твои сестры! – подхватил Джахан, подмигивая девушкам. – А ты, Мелике? Чем ты занималась, пока меня не было?
Сестра застенчиво улыбнулась. Слишком взрослая, чтобы сидеть у него на коленях, как Танзу, и слишком маленькая для компании Дилар, Мелике была нескладной и все время проводила за книгами и живописью. Она не была такой красивой и очаровательной, как две другие сестры, но именно поэтому занимала особое место в его сердце.
– Спасибо за письма, Мелике! – поблагодарил он. – Я получил лишь несколько, но как же мне было приятно то, что ты пишешь мне!
Когда Джахан был маленьким мальчиком, его любимым местом была крыша дома. Темными вечерами он забирался туда и подавал друзьям, живущим через улицу, сигналы лампой – была разработана целая система кодов. Никто не знал, что они означали, кроме Мелике. Она часто подглядывала за ним со ступенек, где и была в конце концов обнаружена. Джахан разрешил ей остаться при условии, что она сохранит все в тайне. Когда они подросли, часто забирались на крышу вдвоем, сидели в окне башни, а Джахан выпускал кольца дыма, куря сигареты, которые он крал у отца.
– Это тебе! – сказал Джахан, протягивая ей маленький томик, который он достал из чемодана.
Мелике взяла книгу и начала переворачивать страницы. Внутри были цветные изображения растений, невероятно тонко прорисованных.
– Эти рисунки выполнены английской художницей миссис Делэйни. Они напомнили мне твои картины.
– Они великолепны! – восхитилась Мелике, целуя брата в обе щеки.
– А что ты привез мне? – спросила Танзу, отталкивая сестру локтем.
– Ничего!
– Правда? Ты ничего мне не привез?
– Ничего.
Но она уже заметила выпуклость в его нагрудном кармане.
– Ах, это… Это для другой маленькой девочки!
– Покажи мне! Покажи!
– Ты должна была сказать «пожалуйста»!
– Пожалуйста, пожалуйста, Джахан!
– Она себя хорошо вела, maman, пока я был в отъезде?
Мадам Орфалеа скептически подняла бровь.
– Сочтем это за утвердительный ответ, – решил Джахан, доставая подарок из кармана.
Это была крошечная серебряная шкатулка филигранной работы с ключом, с небольшой золотой обезьянкой, присевшей на крышке. Эту шкатулку Джахан купил у серебряных дел мастера в Трапезунде. Танзу повернула ключ, обезьянка стала вращаться с мелодичным звуком. Девочка восхищенно взвизгнула и убежала играть в детскую.
Некоторое время спустя, когда все подарки были розданы и сестры разошлись по своим комнатам, Джахан воспользовался возможностью поговорить с матерью наедине.
– Как папа? Он на фабрике?
Она покачала головой:
– Ему нездоровится. Он полагает, что должен ходить с утра в министерство, а на фабрику после обеда, но это сильно утомляет его. Фабрика может работать и без него.
– А что говорят врачи? Он лечится?
– Нет! – Мать попыталась улыбнуться. – Они ничего не могут сделать. Ты заметишь большие перемены. Он едва ходит, сильно задыхается, однако все еще курит!
– Он никогда не бросит, maman. Даже если захочет. Кстати, о ком это недавно говорила Танзу? Кто тот посетитель, о котором она упоминала?
Его мать довольно долго поудобнее усаживалась в кресле.
– Я собиралась поговорить об этом позже, ну да ладно. Как тебе известно, Дилар вскоре выйдет замуж за Армана. И, поскольку ты намного старше и должен уже быть женатым к настоящему времени, твой отец и я действовали от твоего имени.
– Действовали?
– Мы делали запросы. Подходящую девушку не так просто найти, но, конечно, мы не приняли бы решения без тебя.
– Ты говоришь о… жене?
– О возможной жене, да!
Джахан не собирался так сразу рассказывать об Ануш, но, похоже, его к этому принуждали обстоятельства. Прежде чем он успел что-то сказать, раздался звук шагов по мраморному полу, куда более медленных, чем год назад. Открылась входная дверь.
– Джахан…
Его отец стоял в дверях в наброшенной на плечи куртке.
– Мелике сказала, что ты вернулся, и вот я нашел тебя, как обычно, здесь, с матерью.
– Папа!
Поднимаясь, чтобы пожать руку отца, Джахан пытался не показать, насколько он шокирован. Он помнил отца совсем другим.
Отец опирался о дверной косяк как человек вдвое старше него, он похудел и даже стал меньше ростом. Одежда на нем болталась, кожа на лице обвисла, волосы истончились. Его глаза запали, белки были окрашены в желтый цвет, вокруг глаз залегли глубокие морщины.
– Пойдем посидим, пока твоя мать переоденется к ужину.
Джахан последовал за ним на балкон, соединяющий родительские спальни, пытаясь уловить сложный аромат, который он всегда ассоциировал с отцом.
Смесь извести, вайды[37] и фосфорной кислоты раньше использовалась на кожевенной фабрике для дубления кожи. Это была самая большая кожевенная фабрика в Константинополе. Основное производство занимало площадь в три гектара в Бейкозе, на анатолийской стороне, а фабрика по изготовлению кожаных изделий располагалась в европейской части Стамбула.
Этот бизнес был основан прадедом Джахана, неграмотным крестьянином из Ада Базара, который начинал как собиратель экскрементов и кожевник.
Он построил кожевенную фабрику Орфалеа и стал ведущим производителем перчаток, седел, обуви, нагрудных патронташей и пулеметных лент, и продавал все это не только в Империи, но и в Греции, Америке, Персии и Египте. Дело процветало на протяжении двух поколений, и были большие надежды на третье, но отец Джахана выбрал другую карьеру.
Олкей Орфалеа стал военным и получал звание за званием с впечатляющей быстротой. Он, казалось, был рожден для ратных подвигов, но его подвело плохое здоровье. Застойные явления в легких сделали его инвалидом, не способным нормально дышать; его карьера медленно сошла на нет. И наконец он обнаружил, что уже вышел из игры.
Госпожа Орфалеа утешала мужа тем, что у него есть фабрика и он еще способен защищать интересы семьи, но, несмотря на то что Олкей Орфалеа был успешным бизнесменом, сердце его никогда не лежало к этому делу.
– Ты изменился, – сказал отец, как только они сели.
Он открыл коробку для сигар, лежавшую на столике около его стула, и раскурил одну из тонких сигар, к которым всегда был неравнодушен.
– Ты выглядишь старше. Я уверен, что твоя мать отметила это.
– Она решила, что я похудел.
– Если это возможно. У меня-то есть оправдание.
Отец закашлялся, плечи его затряслись, а дым выходил из носа и рта. Спазм прошел, а манильская сигара все дымилась у него в руке.