Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой

Свернув к кладбищу, Ануш пробежала мимо ризницы. Здесь было небезопасно, темно и много деревьев, но напрямик до дома Парзик оставалось бежать всего несколько секунд.

Она практически была уже там! Уже было видно окно комнаты, в которой Парзик жила до замужества, еще виднелась свисающая со ставен свадебная тесьма. И тут ее схватили и зажали рот рукой. Ануш лягнула мужчину изо всех сил, он повалил ее на землю и заорал:

– Черт возьми! Сделаешь так еще раз, и я тебе врежу!

Ануш узнала голос. Это был лейтенант, подчиненный Джахана. Его рука прижимала ее к земле. Ануш еще раз лягнула его пяткой.

– Успокойся! У меня послание от капитана Орфалеа.

Желание сопротивляться покинуло Ануш. Что-то случилось. Лейтенант поднял ее, достал листок из кармана, протянул ей и рассказал о событиях сегодняшнего утра.

– Капитана освободили от обязанностей командира. Его отправят в Константинополь, а затем… кто знает. Наверно, на фронт. Он хочет, чтобы ты писала на этот адрес.

Ануш уставилась на листок.

– Ты понимаешь, что я говорю? Капитана наказали, потому что он вмешался в то, во что ни при каких обстоятельствах не должен был вмешиваться!

Лейтенант все говорил, но единственное, что дошло до сознания Ануш, – это что Джахан уехал. Навсегда.

– Он не вернется. Ты понимаешь это, не так ли? Так будет лучше для всех, если ты это поймешь!

– Он вернется, – прошептала она, – обязательно вернется!

Ануш посмотрела на лейтенанта, и не важно, что она хотела уловить в выражении его лица, но уж точно не жалость, которую заметила.

Мой дорогой Джахан,

Я узнала, что они забрали тебя у меня! Лейтенант говорит, что тебя отправят в Константинополь, я надеюсь, письмо дойдет до тебя.

Мое сердце разбито, Джахан. Без тебя деревня кажется совсем иной! Все изменилось. Все не так! Я ходила на развалины церкви, несмотря на то что бушевал шторм и внутри ветер завывал с необыкновенной силой. Дождь и ветер успокоили меня, Джахан, потому что никто не мог услышать, как я плакала. Я молилась, чтобы тебе ничего не сделали и ты снова был со мной. Мое единственное утешение – ты думал обо мне, когда они забирали тебя. Я буду писать тебе каждый день. Я буду думать о тебе каждую секунду, пока мы вновь не будем вместе.

Дай мне знать, что ты получил это письмо и ты в безопасности.

Всегда твоя,

Ануш

– Я боялась, что мужа пошлют на войну после того, как он закончит штукатурить, но теперь он перекрывает крыши казарм, и это ответ на наши молитвы.

Парзик и Ануш сидели на камнях в бухте, у их ног полоскалось белье. Степан, старый дядя Парзик, отдыхал в тени, в бухте больше никого не было.

После нападения на Хават все меньше женщин приходило сюда, а те, кто отваживался, ходили большими группами или в компании с родственниками-мужчинами.

– Он ненавидит работу и ненавидит жандармов, но работать лучше, чем воевать, – сказала Парзик, и ее голос разнесся далеко над водой.

Девушка сделала паузу, поудобнее уселась и положила руку на живот.

– По крайней мере я знаю, где он, и особо не переживаю. Ануш… ты слушаешь меня?

– Извини… да. Это хорошо.

Парзик пристально посмотрела на подругу:

– Ты плохо выглядишь. Что-то случилось?

Ануш готова была все рассказать Парзик. О том, как она молилась дважды, трижды в день, чтобы у нее пошли месячные. Она могла рассказать, как она богохульствовала в Доме Господнем и как Он наказал ее. Могла рассказать, что она носит внебрачного ребенка и нет ни одного человека, который мог бы утешить ее. Хандут выгонит ее из дома, и Ануш и подумать боялась о том, сможет ли ее бабушка пережить это известие.

– Я не могу спать, – ответила она, – после того, что случилось с Хават.

– Бедная Хават! Что с ней будет?

Парзик подняла брюки и осмотрела их.

– У солдат новый капитан, из Трапезунда. Интересно, что стало с предыдущим?

Ануш вспомнила, как она была во дворе дома Саси и впервые увидела Джахана. Она закрыла глаза, припоминая последнюю встречу.

– Было нечто странное в поведении капитана. Помнишь, как он танцевал с тобой на свадьбе?

Пронзительный свист раздался над водой. Возле деревьев стоял Хусик и махал им обеими руками:

– Солдаты!

Девушки, собрав одежду, выбежали на берег.

– Оставьте ее! – крикнул он. – Идите сюда! Скорее, поторопитесь!

Парзик растолкала задремавшего дядю Степана и повела его за Хусиком к лесу.

Они слышали топот солдатских сапог на берегу и голос, отдающий приказ сохранять тишину.

Хусик повел всех в лес. Степан, почти ничего не видящий в сумраке леса, еще не пришедший в себя после неожиданного пробуждения, пробирался между деревьями, как слон, ломая старые ветки и спотыкаясь о корни.

Хусик подошел к Степану и стал направлять его. Они карабкались вверх по склону, между деревьями уже было видно море.

Стоя у воды, солдаты оглядывали опустевшую бухту.

Мужчина в форме, как у Джахана, опрокинул ударом ноги брошенную корзину для белья. Он медленно поворачивался, обозревая побережье, затем посмотрел вверх, прямо на то место, где затаились беглецы.

Степан запыхался и дышал слишком громко. Если солдаты войдут в лес, беглецам придется карабкаться все выше, но Степану далеко не уйти.

Губы Парзик шевелились – она беззвучно молилась и все поглаживала живот. Только Хусик выглядывал из-за дерева; он поднял одну руку, призывая остальных к молчанию.

Казалось, прошла вечность, а они все прятались в лесу, и тут снизу послышались громкие звуки. Ануш рискнула выглянуть из-за дерева. Солдаты ушли к дороге, и раздавался удаляющийся стук копыт их лошадей.

Мой дорогой Джахан,

Каждое утро я молюсь о том, чтобы именно сегодня получить от тебя весточку. Лейтенант сказал, что тебя видели на корабле, отплывающем из Трапезунда, значит, ты наверняка уже добрался до Константинополя. Я беспокоюсь, что тебя могли арестовать или еще что-то случилось. Я знаю: если бы ты мог написать, то обязательно сделал бы это.

С каждым днем жить в деревне становится все опаснее.

Капитан, заменивший тебя, во всех вселяет ужас, и даже жандармам советуют держаться от него подальше. Несколько дней назад напали на еще одну девочку, так же, как и на Хават Таланян. Люди говорят, в этом виноваты капитан Ожан и его солдаты.

Все боятся покидать дома, но, даже оставаясь там, люди не чувствуют себя в безопасности.

Ашена Налбадяна выгнали из собственного дома и избили. Никто не знает, в чем он виноват, но, похоже, этим людям не нужна причина. Наша деревня стала походить на поселение призраков. Все армянские дома пустуют, они разграблены, двери сорваны с петель.

Нескольких оставшихся животных забрали или забили на месте, даже воздух пропитан кровью. Тех жителей, которые еще не покинули свои дома, выселяют.

Парзик и Вардан видели, как люди Ожана сожгли их ферму дотла. Бедный Вардан. Он будто второй раз осиротел.

Что касается меня, Джахан, каждый день как вечность, я жду, надеюсь и молюсь, что получу весточку от тебя!

Всегда твоя,

Ануш

Дневник доктора Чарльза Стюарта

Сегодня в больнице недосчитались еще одного работника. Надежность Ануш Шаркодян уступает лишь надежности Манон, и, когда Ануш не появилась в больнице этим утром, все обеспокоились. Потом мне сказали, что бабушка девушки, Гохар Шаркодян, ожидает меня в саду. Она еще больше похудела с тех пор, как я видел ее в последний раз, и неуверенно стояла на ногах. Ее артрит разгулялся с новой силой, а мешки под глазами увеличились и стали похожи на синяки.

Передо мной стояла запуганная, очень встревоженная старуха, впрочем, в последнее время в деревне все живут в страхе.

С момента появления Назима Ожана нападение на женщин стало привычным делом. Человек этот оказался таким, каким я его и представлял. Он негодяй и головорез, то и дело устраивает самосуд и наслаждается страданием людей.

Бабушка спросила, есть ли у меня время поговорить с ней, и я пригласил ее в дом.

Хетти усадила ее за стол и поставила перед ней миску супа, которую она взяла обеими руками и ела так, будто уже давно не пробовала ничего подобного.

– Спасибо, – поблагодарила она, насытившись, и спросила у меня, можем ли мы поговорить наедине.

– Томас, иди помоги Роберту в конюшне, – сказал я, – и скажите остальным, что они могут понаблюдать, как Арнак подковывает кобылу.

Мой старший сын неохотно вышел из комнаты, и тут раздался скрипящий звук из плетеной кроватки в углу. Из-под полога показалась взъерошенная голова Лотти, и две тонкие ручки потянулись к матери.

Моя младшая дочь слишком маленькая и худенькая для своего возраста, под ее глазами залегли голубоватые тени, похожие на оловянные полумесяцы. Плохой знак, сказали бы местные колдуны и стали бы уверять, что ее сглазили.