Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон
– Поверьте, я не стал бы вас тревожить без нужды, сэр. Молю небо, чтобы вы оказались правы, молю, не смея надеяться. Я приехал к вам за советом. Позвольте изложить, откровенно и беспристрастно, обстоятельства, вызвавшие у меня подозрения. Если вы скажете, что подозрения мои глупы и безосновательны, я готов, подчинившись вашему суду, прекратить всякие поиски, а если велите продолжать – продолжу.
Ничто не могло польстить тщеславию мистера Харкурта Талбойса сильнее, чем страстный монолог Роберта Одли, и потому он пафосно заявил, что готов выслушать гостя и помочь всем, что в его силах, принижая ценность своего совета с наигранностью, столь же очевидной, как и его тщеславие.
Роберт, подвинув кресло ближе к собеседнику, подробно рассказал о том, что случилось с Джорджем с момента прибытия в Англию и до его исчезновения, а также обо всем, что так или иначе имело отношение к этому трагическому событию. Харкурт Талбойс слушал с подчеркнутым вниманием, изредка прерывая рассказчика, чтобы задать вопрос. Клара все это время сидела, не отрывая ладоней от лица.
Когда гость начал рассказ, часы показывали одиннадцать с четвертью, а к моменту его окончания пробило двенадцать.
Излагая события и факты, Роберт постарался не упоминать имен сэра Майкла и леди Одли.
– Итак, сэр, – произнес он, заканчивая беседу, – жду вашего решения. Теперь вы знаете, что привело меня к столь ужасному выводу. Что скажете?
– Вам не удалось меня переубедить, – ответил Харкурт Талбойс, втайне гордясь своим упрямством. – Я по-прежнему считаю, что мой сын жив, а его исчезновение – грязный трюк. Быть жертвой заговора я не желаю.
– Значит, я должен прекратить расследование?
– Скажу так: если вам хочется, продолжайте, только на свое усмотрение. Я лично не вижу в вашем рассказе никаких поводов для беспокойства о… вашем друге.
– Что ж, как вам угодно! – воскликнул Роберт, вскочив с места. – С этой минуты я умываю руки и постараюсь забыть обо всем.
Он взял шляпу и направился к выходу, мельком взглянув на Клару Талбойс. Девушка по-прежнему сидела в дальнем углу, закрыв лицо руками.
– Хорошего дня, мистер Талбойс. Дай бог, чтобы я ошибался. Однако боюсь, что вскоре вы пожалеете о своем безразличии к трагической судьбе единственного сына, – сказал Роберт и поклонился Харкурту Талбойсу и Кларе.
Он помедлил на пороге, тщетно надеясь, что сестра Джорджа хотя бы сейчас, в последнюю минуту, поднимет голову, подаст какой-то знак… Нет. Харкурт Талбойс позвонил в колокольчик, и в дверях появился знакомый вымуштрованный лакей. Он проводил Роберта к выходу с торжественностью, с какой ведут осужденных на казнь.
«Она похожа на отца! – подумал мистер Одли. – Бедный Джордж, тебе нужен был хотя бы один друг, потому что тебя никто не любил».
Глава XXIII. Клара
Вернувшись к экипажу, Роберт увидел уснувшего прямо на козлах кучера. Бедняга угостился пивом такой крепости, что временно впал в бесчувствие. Старая белая кляча, родившаяся, по всей видимости, в том же году, что и тряский фаэтон, давно вышедший из моды, спала не менее крепко, чем хозяин, и резко дернулась, когда Роберт спустился по каменной лестнице.
Лошадь, подстегнутая ударом кнута, сонно потрусила вперед, а седок, надвинув на глаза шляпу, все думал о своем пропавшем друге.
Он играл когда-то в этих чопорных садах, среди унылых елей – если допустить, что ребенок, даже самый резвый и бесшабашный, способен играть под суровым взглядом серых глаз Харкурта Талбойса. Играл с сестрой, которая теперь, узнав о его печальной судьбе, не пролила ни слезинки. Роберт смотрел на расчерченный по линейке газон, удивляясь, как Джордж мог вырасти таким искренним, щедрым, беззаботным юношей в таком месте. Как вышло, что, имея перед глазами пример отца, он не стал обузой для близких? Неужели есть какие-то высшие силы, которые наделяют нас душой, великой или ничтожной, и хотя фамильные носы и подбородки переходят от отца к сыну и от внука к правнуку подобно цветам, что вянут осенью, дабы возродиться в том же обличье весной, дух, куда более нежный и тонкий, чем ветер, овевающий эти цветы, неподвластен земным законам и послушен лишь божественной гармонии.
«Слава богу, что все кончилось. Пусть бедный мой друг почил в неведомой могиле, однако не я навлеку позор на тех, кого люблю. Если когда-нибудь все откроется, это произойдет без моей помощи».
Роберт испытывал невыразимое облегчение. Его великодушная, искренняя натура восставала против навязанной роли шпиона, обличителя, собирателя улик, которые привели к ужасным выводам. Он вздохнул, радуясь освобождению от неприятной обязанности.
Кэб медленно выехал из ворот. Роберт бросил последний взгляд на ровные ряды деревьев вдоль газонов и старинный дом из красного кирпича. Внезапно на дорожке показалась девушка. Она бежала, почти летела, размахивая носовым платком в поднятой руке.
– Остановите, – обратился Роберт к кучеру. – Что за эксцентричный, сумасшедший век! Видимо, я забыл свой платок, и мистер Талбойс послал с ним кого-то из прислуги. Надо пойти ей навстречу.
Роберт вышел из экипажа и двинулся навстречу девушке, которая быстро приближалась. Близорукость мешала ему разглядеть бегунью, пока та не подошла достаточно близко.
– Силы небесные, мисс Талбойс!
Да, то была Клара – в наброшенной на голову шерстяной шали, красная и запыхавшаяся. Только сейчас Роберт впервые разглядел, как она хороша. Карие, как у Джорджа, глаза, бледное лицо с подвижными правильными чертами, чутко отражающими все эмоции… От бега девушка раскраснелась; едва она отдышалась, кровь отхлынула от щек, вернув лицу естественный цвет. Только сейчас Роберт увидел сестру Джорджа без маски и подивился ее выдержке во время беседы с Харкуртом Талбойсом.
– Мисс Талбойс, что случилось? Почему…
Девушка схватила его за руку:
– Ах, пожалуйста, дайте мне высказаться, иначе я с ума сойду. Я слышала все и верю каждому вашему слову. Я не успокоюсь, пока не отомщу за смерть брата.
Несколько мгновений потрясенный Роберт Одли стоял молча.
– Дайте вашу руку, мисс Талбойс, – произнес наконец он. – Прошу, успокойтесь. Я провожу вас к дому, и мы поговорим. Поверьте, я вел бы себя иначе, если бы знал…
– Что я люблю своего брата? Откуда вам знать? Кто мог это знать, если я ни разу не сделала ничего такого, чтобы ему стало тепло под нашим кровом, не добилась для него от отца ни единого доброго слова? Я молчала, боясь обнаружить свою любовь, зная, что даже сестринская привязанность может обернуться ему во вред. Вы не представляете, каков мой отец,
