Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон
Девушка приподнялась в кресле и кивнула, приветствуя посетителя. Моток ниток, выскользнув из ее рук, выкатился за край турецкого ковра.
– Сядь, Клара, – раздался резкий голос Харкурта Талбойса.
Джентльмен произнес эти слова, не повернув головы.
– Сядь, Клара, – повторил он тут же. – И убери нитки.
Девушка покраснела, почувствовав в замечании отца плохо скрытый упрек, а Роберт прошел через комнату, наклонился, поднял оброненный клубок и вручил владелице. Харкурт Талбойс посмотрел на него с нескрываемым удивлением.
– Возможно, мистер… – он посмотрел на карточку, которую держал в руке, – …мистер Роберт Одли, вы наконец прекратите ползать по ковру и соизволите сообщить, что побудило вас оказать мне честь своим визитом?
Мистер Талбойс величественно поднял холеную руку, и слуга, повинуясь хозяйскому жесту, выдвинул массивное кожаное кресло. Все это было проделано с неспешной торжественностью, и Роберту вначале показалось, что сейчас последует нечто из ряда вон выходящее. Когда до него дошло, что ничего особенного не происходит, он плюхнулся в кресло.
Дворецкий направился к выходу.
– Останьтесь, Уилсон, – остановил его Харкурт Талбойс. – Возможно, мистер Одли захочет выпить чашку кофе.
Роберт ничего не ел с самого утра, но, бросив взгляд на чопорный длинный стол с серебряными чайниками и кофейниками, отклонил приглашение.
– Мистер Одли не будет пить кофе, Уилсон, – важно проговорил Харкурт Талбойс. – Можете идти.
Дворецкий поклонился, подошел к дверям, открыл их и закрыл за собой с такой осторожностью, словно, проделывая все это, преступал границы дозволенного, тогда как уважение к хозяину дома требовало, чтобы он просочился сквозь дубовые панели подобно призраку.
Харкурт Талбойс сидел, устремив суровый взгляд на гостя, положив локти на красные сафьяновые подлокотники кресла и соединив кончики пальцев, точно Юний Брут на суде над своим сыном. Если бы Роберта Одли было легко смутить, мистеру Талбойсу, возможно, это удалось бы, однако наш герой, который мог спокойно сидеть на открытой пороховой бочке, раскуривая сигару, нисколько не смутился. Его больше интересовали причины исчезновения Джорджа, чем римское величие сурового сквайра.
– Я писал вам, мистер Талбойс…
Харкурт Талбойс кивнул; он знал, что разговор пойдет о пропавшем сыне. Слава богу, его ледяной стоицизм объяснялся всего лишь притворством тщеславного человека, а не крайним бессердечием, в котором заподозрил его Роберт. Итак, он величаво кивнул. Суд начался, и Юний Брут наслаждался происходящим от души.
– Я получил ваше письмо, мистер Одли, и уверен, что ответил на него.
– Письмо касалось судьбы вашего сына.
От дальнего окна донесся чуть слышный шорох. Роберт Одли взглянул на девушку. Она сидела спокойно, хотя и прекратила работу.
«Бессердечна, как отец, несмотря на сходство с Джорджем».
– Человека, который некогда был моим сыном, сэр, – поправил его Харкурт Талбойс. – Прошу вас запомнить: у меня более нет сына.
– Вам нет нужды повторять, я все прекрасно помню. Тем более что мне и самому кажется: сына у вас действительно больше нет. Полагаю, что он мертв.
Харкурт Талбойс заметно побледнел, однако упрямо покачал головой:
– Вы ошибаетесь, уверяю вас.
– Я полагаю, что Джордж Талбойс ушел из жизни в сентябре.
Девушка по-прежнему сидела неподвижно, с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Роберт не мог различить выражения ее лица: она сидела далеко, да еще напротив окна.
– Нет-нет, уверяю вас, – повторил Харкурт Талбойс, – вы впали в печальное заблуждение.
– Вы считаете, что я ошибаюсь, утверждая, что вашего сына нет в живых?
– Вот именно, мистер Одли, – с многозначительной улыбкой отозвался Харкурт Талбойс. – Несомненно, его исчезновение – лишь хитрая уловка, и все же не настолько хитрая, чтобы обмануть меня. Позвольте заметить, что истинное положение вещей я знаю лучше вас. Во-первых, ваш друг вовсе не умер. Во-вторых, он подстроил свое исчезновение нарочно, чтобы напугать меня и, сыграв на моих отцовских чувствах, получить прощение. В-третьих, никакого прощения он не дождется, и лучше всего для него незамедлительно вернуться к привычному образу жизни и занятиям.
– Значит, вы всерьез полагаете, что Джордж намеренно скрылся от всех, чтобы…
– Чтобы повлиять на меня! – воскликнул мистер Талбойс, который в своем тщеславии смотрел на все события с одной точки зрения. – Зная мой непреклонный характер, он прекрасно понимает, что обычные меры воздействия не заставят меня изменить решение, и потому придумал хитроумный трюк. Когда он поймет, что меня подобными фокусами не прошибешь, то вернется, всенепременно. И тогда… – возвысил голос мистер Талбойс, – я его прощу. Да, сэр, прощу. Я скажу ему: ты хотел обмануть меня – не вышло; напугать меня – не удалось; ты не верил в мое великодушие, так я покажу тебе, что способен быть великодушным!
Харкурт Талбойс произнес эту речь без запинки: явно сочинил ее не сегодня.
Роберт Одли тяжело вздохнул.
– Дай-то бог, чтобы вам представилась возможность все это ему высказать, сэр, – печально промолвил он. – Я рад, что вы готовы его простить, только боюсь, прощение вашему сыну уже не требуется. Мне нужно многое сказать вам, мистер Талбойс, но я предпочел бы сделать это с глазу на глаз, – прибавил Роберт, кивнув в сторону девушки.
– Дочери известно мое мнение на сей счет, и потому нет смысла от нее что-то скрывать. Мисс Клара Талбойс, мистер Роберт Одли, – церемонно добавил Харкурт Талбойс.
«Что ж, пусть узнает правду. Если она столь бесстрастна, что упоминание о брате вызывает в ней чувств не больше, чем в мраморной статуе, то пусть услышит страшную правду», – подумал Роберт.
Он достал из кармана несколько бумаг, среди них – документ, составленный сразу после исчезновения Джорджа.
– Ваш сын – мой лучший друг, я знал его долгие годы. У Джорджа никого не было, кроме меня. Вы его отвергли, а страстно любимая жена умерла.
– Дочь нищего пьяницы, – презрительно поморщился Харкурт Талбойс.
– Умри он в своей постели, сломленный постигшим его горем, – продолжал Роберт Одли, – я бы оплакал его и, собственными руками закрыв ему глаза, проводил в последний путь. Увы, не судьба: чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что его убили.
– Убили!
Отец и дочь повторили ужасное слово одновременно. Мужчина смертельно побледнел, а девушка спрятала лицо в ладони и сидела, не поднимая головы, до конца разговора.
– Мистер Одли, вы с ума сошли! – воскликнул Харкурт Талбойс. – Либо вы безумны, либо ваш друг прислал вас сюда играть на моих чувствах.
