Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон
– Вы ведь находились рядом, пока он осматривал замки? – спросил Роберт.
– А как же, сэр. Только я все время, можно сказать, бегала туда-сюда, я ж собиралась мыть лестницу, вот и начала, пока он работал.
– Итак, вы бегали туда-сюда… Миссис М., вы меня весьма обяжете, если четко ответите на вопрос: пока слесарь работал в моих комнатах, надолго ли вы выходили из квартиры?
К сожалению, миссис Мэлони не могла вразумительно ответить на этот вопрос.
– Э-э-э, минут на десять. Ну, может, на четверть часа. Нет, ни в коем случае не больше. Мне показалось, что и пяти минут не прошло. Вы же знаете эти лестницы, сэр… – и она пустилась в длинное рассуждение о трудностях мытья лестниц в целом и вышеупомянутой в частности.
Мистер Одли укоризненно вздохнул:
– Да, миссис М., из-за вашей доверчивости слесарь оставался без присмотра достаточно долго и мог сделать все что угодно.
Женщина взглянула на него с удивлением и тревогой:
– Да ведь тут и красть-то нечего, ваша честь. На кой ему сдались ваши канарейки и герань?
– Понятно, миссис М. Ладно, скажите, где живет слесарь, и я схожу к нему.
– Может, сперва пообедаете, сэр?
– Нет, сначала к слесарю.
Объявив о своем решении, Роберт надел шляпу и потребовал адрес. Добрая ирландка направила его в переулок за церковью Святой Бригитты, и он побрел сквозь слякотное месиво, именуемое у непритязательных лондонцев снегом. Придя по указанному адресу и пожертвовав тульей шляпы, он протиснулся в узкий коридорчик с низкой притолокой и угодил в тесную мастерскую. В незастекленном оконце горел тусклый газовый рожок.
В следующей комнатушке собралась за столом теплая компания. Общество так увлеклось беседой, что было глухо к любым призывам из внешнего мира, и по этой причине бодрый приветственный возглас Роберта остался незамеченным. Лишь когда наш герой, пройдя в мастерскую, набрался смелости и открыл дверь со стеклянной вставкой, ему удалось привлечь внимание пирующих. Перед мистером Одли предстала чрезвычайно живописная сцена фламандской школы.
Слесарь с женой и семейством, а также две или три заглянувшие на огонек особы женского пола восседали за столом, украшенным двумя бутылками – не с бесцветной бурдой из можжевеловых ягод, которую так любит простонародье, а с настоящим портвейном и хересом, невероятно крепким орехово-коричневым хересом, что оставляет жгучий привкус во рту, и добрым старым портвейном, не марочным, порыжевшим от многолетней выдержки, а сладким, полнотелым вином насыщенного рубинового цвета.
– И после этого, – продолжал слесарь, не заметив открывшего дверь Роберта, – она ушла – такая красотка, каких я сроду не видывал!
Появление неожиданного гостя смутило собравшихся, а более всех слесаря. Он бухнул стаканом об стол, расплескав вино, и взволнованно вытер губы грязной рукой.
– Вы сегодня заходили ко мне, – миролюбиво произнес Роберт и добавил, обращаясь к женщинам: – Извините за беспокойство, дамы.
Он перевел взгляд на хозяина и повторил:
– Вы заходили ко мне, мистер Уайт, и…
– Н-надеюсь, сэр, – заикаясь от волнения, перебил его слесарь, – вы н-не будете на меня в претензии за эту ошибку. Ей-богу, неловко, что вышла такая оказия. Меня вызвали к другому джентльмену, мистеру Олвину с Гарден-Корта, а я перепутал и отправился к вам. Осмотрев замки, я, однако, сказал себе: «Замки у джентльмена в порядке. Зачем их ремонтировать?»
– Но вы пробыли у меня добрых полчаса!
– Да, сэр, один из замков – в той двери, что ближе всех к лестнице – чуток барахлил, я вынул его, почистил и вернул на место. За работу я с вас ничего не возьму и надеюсь, вы не будете в претензии за беспокойство. Я уж тринадцать лет как занимаюсь своим ремеслом, и…
– И ничего подобного за все время не случалось, вы это хотели сказать? – сурово произнес Роберт. – Вижу, вы сегодня гуляете, мистер Уайт. Вытянули счастливый билет и проставляетесь?
Роберт Одли пристально смотрел в измученное лицо работяги, которому нечего было стыдиться в своей внешности, кроме грязи, однако он опустил глаза и забормотал извиняющимся тоном что-то о своей «супружнице», ее соседках и о портвейне с хересом в таком замешательстве, как будто он, честный труженик в свободной стране, обязан был извиняться перед Робертом Одли за то, как проводит время в собственной гостиной.
– Пожалуйста, не утруждайтесь, – небрежно кивнул Роберт. – Я рад, что вам весело. Спокойной ночи, мистер Уайт, спокойной ночи, дамы.
Он приподнял шляпу перед хозяйкой и ее соседками, которых несказанно очаровали его благородные манеры и красивое лицо, и вышел из мастерской.
– «И ушла – такая красотка, каких я сроду не видывал!» – бормотал себе под нос Роберт по дороге домой. – Что за историю рассказывал этот парень, когда я его прервал? Ах, Джордж Талбойс, когда же наконец я проникну в тайну твоей судьбы? Приближаюсь ли я к разгадке? На верном ли я пути? Чем все закончится?
По возвращении домой Роберта ждал вполне питательный ужин, приготовленный миссис Мэлони, – баранья отбивная, потерявшая в процессе ожидания аппетитную хрустящую корочку.
Роберт с тоской вспомнил деликатесы, которые готовила дядюшкина кухарка. Просто не верилось, что ее нежнейшая баранина выросла на обычной овце. А котлеты миссис Мэлони все-таки жестковаты… Что поделаешь, такова жизнь.
Он нетерпеливо отодвинул тарелку.
– С тех пор как пропал Джордж, я ни разу не поел с аппетитом за этим столом, – вслух произнес молодой человек. – Квартира так мрачна, словно бедняга Джордж скончался в соседней комнате и его останки не предали земле. Кажется, прошла целая вечность с того злополучного сентябрьского дня, когда я расстался с ним, живым и здоровым, и потерял друга столь внезапно и загадочно, будто земная твердь разверзлась у него под ногами и он отправился прямиком к антиподам.
Мистер Одли встал из-за обеденного стола и подошел к стеклянному шкафчику, куда в свое время положил документ, составленный после исчезновения Джорджа Талбойса. Отперев шкафчик, он достал из отделения с надписью «важное» лист бумаги, где были изложены все события, имевшие прямое или косвенное отношение к исчезновению друга, и сел за письменный стол. Он добавил к уже существующим пунктам новые, пронумеровав их с той же тщательностью.
– Дай бог, – чуть слышно пробормотал новоявленный сыщик, – чтобы все это стало основой первого в моей жизни судебного дела.
Он работал около получаса, затем положил документ на место, запер шкаф, взял свечу и направился в гардеробную, где хранились его чемоданы и дорожный саквояж