Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон
Роберт осторожно размял пальцами раскрошившийся кончик сигары.
– Похоже, мой приятель из табачной лавки на углу Ченсери-лейн, где я всегда покупаю сигары, подсунул мне второй сорт, – пробормотал Роберт. – Если вы курите, дорогая тетушка – многие женщины этим грешат, – будьте предельно внимательны, выбирая сигары.
Миледи подняла кисточку и звонко рассмеялась:
– Странный вы человек, мистер Одли! Порой вы задаете трудные загадки…
– Ваши не легче, милая тетушка.
Миледи отложила краски и альбом и, усевшись в глубокой нише у другого окна, подальше от Роберта Одли, принялась за монументальное полотно из берлинской шерсти: вышивку, в которой местечковые пенелопы лет десять или двадцать назад очень любили упражнять свою изобретательность – сцену в Болтонском аббатстве.
Теперь хозяйка дома сидела достаточно далеко от Роберта, на другом конце комнаты, и он мог лишь время от времени мельком видеть ее прекрасное лицо, окруженное сияющим ореолом золотистых волос.
Роберт пробыл в поместье уже неделю, однако до сих пор ни он, ни миледи ни разу не произнесли имя Джорджа Талбойса. И лишь в это утро, истощив все обычные темы, леди Одли поинтересовалась другом своего племянника:
– Скажите, а этот мистер Джордж… Джордж…
– Талбойс, – подсказал Роберт.
– Да, конечно, Джордж Талбойс – фамилия, кстати, довольно странная, да и владелец ей под стать – так вот, хочу спросить: вы давно с ним виделись?
– После седьмого сентября – ни разу. Именно в тот день он покинул меня спящим на лугу на другом конце деревни.
– Боже! – воскликнула миледи. – Значит, я не ошиблась: с вашим молодым другом действительно не соскучишься. Но вы наверняка его искали, верно? Что вы предприняли?
Роберт коротко поведал, как съездил в Саутгемптон и Ливерпуль и что из этого вышло. Миледи слушала его весьма внимательно.
Чтобы удобнее было рассказывать, он покинул свое место, прошел через комнату и сел напротив.
– И к какому же выводу вы пришли? – спросила, помолчав, хозяйка поместья.
– История весьма загадочная. Я пока не готов делать выводы, хотя думаю, что нащупал в темноте путь к двум предположениям, в которых почти совершенно уверен.
– И что это за предположения?
– Во-первых, Джордж не доехал до Саутгемптона. Во-вторых, он вообще туда не ездил.
– Его тесть утверждает, что виделся с ним.
– У меня есть основания сомневаться в искренности старика.
– Господи, что все это значит? – жалобно вскричала его собеседница.
– Понимаете, леди Одли, – серьезно произнес молодой человек, – я никогда не работал адвокатом. Я выбрал профессию, представители которой несут высокую ответственность и имеют священные обязанности, а сам уклонялся от обязанностей и ответственности, как и от всех прочих хлопот этой беспокойной жизни. Но порой мы оказываемся в том самом положении, которого всячески избегали… Леди Одли, вы когда-нибудь сталкивались с теорией косвенных улик?
– Как только у вас язык повернулся спрашивать бедную женщину о подобных мерзостях?
– Косвенные улики, – промолвил молодой человек таким тоном, будто не услышал вопроса, – это множество тончайших ниточек, мельчайших деталей, которые собирают по крупицам. Их достаточно, чтобы повесить человека. Вы себе не представляете, какие ничтожные мелочи могут привести к раскрытию самой страшной тайны! Клочок бумаги, оторванный лоскуток или пуговица, ненароком оброненное слово, обрывок письма, открытая или закрытая дверь, тень, мелькнувшая за шторой, время на чьих-то карманных часах… Тысячи обстоятельств столь незначительных, что преступник давно о них забыл, однако все они – стальные звенья чудесной цепи, выкованной с помощью науки руками детектива. И – чу! – виселица построена, звонят хмурым ранним утром печальные колокола, скрипит под ногами преступника деревянный помост, и свершается правосудие…
Лицо прекрасной женщины, на котором лежали слабые зеленые и малиновые тени от разрисованных многостворчатых окон, смертельно побелело, изящные ручки бессильно скользнули вниз, и леди Одли упала без чувств.
– Круг моих поисков день ото дня сужается, – сказал Роберт. – Джордж Талбойс не добрался до Саутгемптона.
Глава XVI. Изгнание из рая
Рождественские святки закончились, гости начали разъезжаться. Дородный сквайр и его супруга освободили комнату с гобеленами, и чернобровые воины, оставшиеся в одиночестве, бросали со стен свирепые взгляды на опустевшие апартаменты, дожидаясь новых постояльцев.
Смешливые девицы кое-как упаковали свои чемоданы с сундуками, и газовые бальные платья, прибывшие сюда в идеальном состоянии, мятыми грудами разъехались по домам.
Громоздкие семейные экипажи, запряженные лошадьми, привычными к более тяжелому труду, чем езда по деревенским дорогам (об этом красноречиво свидетельствовали несостриженные щетки над копытами), подогнали к дубовой парадной двери и как попало загрузили всевозможным женским скарбом. Хорошенькие розовые личики выглядывали из окон, одаривая хозяев прощальными улыбками, и дребезжащие кареты с грохотом уносились под увитые плющом своды арки.
Сэр Майкл, всеобщий любимец, пожимал руки юным любителям охоты, целовал розовощеких девушек и обнимал тучных матрон, благодаривших его за приятное времяпровождение. Радушный, щедрый хозяин спешил из комнаты в комнату, из гостиной в конюшню, из конюшни на двор, со двора к арке, дабы проводить уезжающих гостей.
В эти прощальные дни золотистые кудряшки миледи мелькали там и сям, точно солнечные зайчики. Ее большие голубые глаза хранили очаровательное печальное выражение, полностью гармонировавшее с легким пожатием маленькой ручки и дружескими, хотя и несколько однообразными речами: «как жаль с вами расставаться, просто не знаю, что мы будем делать, пока вы не приедете вновь…».
И лишь один гость не выказывал ни малейшего намерения избавить хозяев от своего присутствия – Роберт Одли.
Он заявил, что никаких срочных дел у него нет и что жить в Лондоне летом прекрасно, а зимой совершенно невыносимо: сырость, грипп, ревматизм! А в Одли-Корте все так добры к нему, что спешить ни к чему.
– Оставайся сколько хочешь, мой мальчик, – сказал сэр Майкл. – Сына у меня нет, будь мне вместо сына. Главное, постарайся ладить с Люси и живи тут хоть до конца своих дней.
Роберт с чувством потряс дядюшкину руку и растроганно пробормотал: «Ах вы, старый добряк!»
Следует заметить, что когда племянник назвал баронета старым добряком, в его голосе слышалась едва уловимая печаль, некая тень любовного сожаления. Глаза Роберта, сидевшего в уютном уголке у камина, затуманились, и он задумчиво посмотрел на убеленного сединами родственника.
Перед отъездом один из молодых спортсменов, сэр Гарри Тауэрс, назначил мисс Алисии Одли свидание в дубовой библиотеке. В этом разговоре отважный сквайр обнаружил столько неподдельно искренних чувств, что у Алисии дрожал голос, когда она отвечала, что всегда будет уважать его за честное и благородное сердце, но он не должен требовать от нее большего.
Сэр Гарри стремительно покинул библиотеку через стеклянную дверь, выходившую в сад, и
