Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон
Люк Маркс, облаченный в плохо сшитый воскресный костюм, смотрелся ничуть не лучше, чем в повседневной одежде, меж тем как Фиби в светло-сером шелковом платье (миледи надевала его всего лишь пять или шесть раз, прежде чем подарить любимой компаньонке) выглядела, по словам немногочисленных свидетелей, настоящей леди.
Правда, чрезвычайно тусклой леди, надо сказать. Природа и без того пожалела для нее красок, а в хмуром свете туманного ноябрьского утра она превратилась в бледную тень с размытыми очертаниями, и суеверный прохожий запросто мог принять ее за призрак другой невесты – усопшей и похороненной в церковном склепе.
Мистер Люк Маркс, виновник торжества, не обременял свой ум лишними размышлениями. Он получил руку своей избранницы, а вместе с нею и предмет своих мечтаний – трактир. Миледи дала ему семьдесят пять фунтов, чтобы он мог перекупить право на владение маленьким постоялым двором в глухой деревушке под названием Маунт-Станнинг вместе со всем имуществом, включая запасы пива и крепких напитков.
Ветхое, полуразрушенное строение стояло на вершине холма, открытое всем ветрам, окруженное пятью чахлыми тополями, вытянувшимися вверх слишком быстро, чтобы набрать силу. Их жиденькие кроны не прикрывали стен убогого заведения, носившего гордое название «Касл»[3], а скорее подчеркивали их беззащитность перед любым ударом стихии.
Жестоко пользуясь неограниченной властью, на холме хозяйничал ветер. Он трепал и ворошил низкие соломенные кровли надворных построек и конюшен, пока те не согнулись и не съехали вперед, точно надвинутая на низкий лоб шляпа деревенского хулигана; стучал дребезжащими деревянными ставнями по узким оконным переплетам, пока те не обветшали и не повисли на ржавых петлях; повалил голубятню и сломал флюгер, дерзко установленный жалкими людишками, чтобы измерять его силу. Ни во что не ставя любую деревянную решетку, ветку плюща, крошечный балкончик, любое скромное украшение, ветер рвал и сметал их в презрительной ярости; он сотрясал опушенные мхом выцветшие стены, крушил шаткие постройки и уносился прочь, пронзительным свистом возвещая миру о своей разрушительной мощи.
Упав духом в неравной борьбе с могущественным врагом, удрученный бывший владелец трактира предоставил ветру полную свободу, и «Касл» постепенно приходил во все более плачевное состояние.
Несмотря на разруху, заведение не испытывало недостатка в клиентах. Дюжие гуртовщики останавливались пропустить стаканчик за барной стойкой; по вечерам фермеры побогаче собирались потолковать о политике, сидя в обшитой деревянными панелями гостиной с низкими потолками, пока их лошади жевали подозрительную смесь плесневелого сена и вполне сносных бобов в покосившихся стойлах; временами сюда заглядывали даже участники охоты из Одли-Корта – утолить жажду и покормить лошадей. Однажды там состоялся незабываемый обед на тридцать персон, и хозяин постоялого двора чуть умом не тронулся от оказанного доверия. Так что не отличавшийся чувством прекрасного Люк Маркс, став владельцем постоялого двора в Маунт-Станнинге, считал, что ему повезло.
В тумане молодоженов поджидал фаэтон. Несколько сельчан, знавших Фиби с детства, собрались в церковном дворе, чтобы пожелать молодым счастья. В светлых глазах девушки стояли слезы, и раздраженный глупым проявлением чувств жених проворчал:
– Чего ревешь? Не хотела идти за меня, так и сказала бы. Ведь не убил бы я тебя!
При этих словах Фиби вздрогнула и плотнее запахнула шелковую накидку.
– Замерзла небось в этом наряде, – заметил Люк, недобро уставившись на дорогое платье, и добавил: – Расфуфырилась, чисто барыня! Мне шелка не по карману, так что забудь.
Он усадил дрожащую девушку в фаэтон, закутал в длинное пальто из грубого сукна и погнал лошадей сквозь густой туман, сопровождаемый нестройным улюлюканьем деревенских зевак.
На место Фиби выписали из Лондона новую горничную, манерную девицу с большим самомнением, которая ходила по дому в черном атласном платье и чепце с розовыми ленточками, жалуясь на скуку.
Под Рождество старый особняк заполонили гости. Комнату с гобеленами занял соседский помещик с толстухой женой. По длинным коридорам носились хихикающие девицы. Молодые люди выглядывали в зарешеченные окна, наблюдая за облаками, гонимыми по небу южным ветром. В просторных старых конюшнях не осталось ни одного свободного стойла. Во дворе устроили импровизированную кузницу для перековки гунтеров – охотничьих лошадей. Беспрестанно тявкали собаки.
На верхнем этаже толпились чужие слуги. В каждом окне, под каждым коньком ломаной крыши стояла свечка, мерцавшая в зимней ночи, и запоздалый путник, привлеченный мельканием огней и шумом, мог легко повторить ошибку молодого Чарлза Марлоу[4], принявшего гостеприимный особняк за добрую старую гостиницу – из тех, что исчезли с лица земли одновременно с почтовыми каретами, когда измученные старые клячи совершили последнее печальное путешествие на живодерню.
Среди гостей, прибывших в Эссекс на охотничий сезон, был и наш старый знакомый – мистер Роберт Одли. Он привез с собой полдюжины французских романов, ящик сигар и три фунта турецкого табаку.
Верные традициям молодые охотники толковали за завтраком о потомстве Летучего Голландца и Вольтижера, вспоминали славные семичасовые скачки через три графства и тайное возвращение домой глубокой ночью. Они выскакивали из-за накрытого стола, не дожевав холодный ростбиф, чтобы поглазеть то на лошадиные бабки, то на чью-нибудь растянутую руку, то на жеребца, которого только что привели от ветеринара. Роберт сидел особняком и, скромно жуя тосты с джемом, не принимал участия в общей беседе.
Молодой адвокат прихватил с собой в Эссекс двух собак. Сельский джентльмен, отваливший полсотни фунтов за пойнтера и не посчитавший за труд съездить за две сотни миль только ради того, чтобы посмотреть выводок сеттеров, прежде чем заключить сделку, поднял на смех несчастных шавок, из коих первая, прежде чем обосноваться в адвокатских апартаментах, проследовала за Робертом через всю Ченсери-лейн и прошла половину Холборна, а вторую, едва живую, он вырвал из рук уличного торговца, который над ней издевался. Роберт позволял им лежать под своим креслом в гостиной к вящему негодованию миледи, которая, как известно, терпеть не могла собак, и все, кто гостил в те дни в Одли-Корте, смотрели на племянника баронета как на безобидного сумасшедшего.
В прошлые приезды Роберт совершил несколько неуверенных попыток принять участие в общем веселье. Проскакав однажды через поля на смирной кобылке сэра Майкла и запыхавшись, он
