Д. Томас - Белый отель
В конце-концов, меня отпустили. Но в результате я стала бояться говорить о своем еврейском происхождении. Я очень старалась скрыть его; думаю, тут коренится причина присущих мне с тех пор неискренности и склонности лгать; особенно эти черты моего характера проявились во время встреч с Вами, профессор. Разумеется, я знала, что Вы еврей, и считала позором стыдиться своей национальности. Пожалуй, подобная особенность и связанные с ней проблемы — самая важная вещь, которую я от вас скрыла. Я пыталась намекнуть на нее в «дневнике».
После того ужасного инцидента, отец был очень добр и внимателен ко мне. Однако я снова обвиняла его, на сей раз в том, что он еврей. Но вот что не давало мне покоя, казалось просто невыносимым, — я до сих пор не в состоянии это понять, возможно, Вы подскажете, как такое возможно, — страшные подробности происшествия возбуждали меня! Вы пишете, что я отвечала на все вопросы о мастурбации, словно непорочная Дева Мария. Что ж, Вы оказались совершенно правы в своих подозрениях. Я вела себя совсем не так, как подобает воплощенной невинности, по крайней мере, после события с моряками, — честное слово, не помню ничего подобного раньше. Я лежала в постели и повторяла про себя грязные слова, которые они тогда употребляли, вновь и вновь воскрешая в памяти все, что меня заставляли делать. Для «чистой» девочки, которой няня, польская католичка, твердила о греховности плоти, такая реакция даже ужаснее, чем само происшествие. Наверное, из-за этого через некоторое время у меня начались приступы «астмы». По-моему, в одной из Ваших историй болезни, которые я читала, говорилось, что болезненные явления в области дыхательных путей, горла и т. д. объясняются чувством вины за подобные акты.
Я воплотила все свои сложные чувства и фантазии, — да, еще тогда! — в ужасно плохие поэмы и дневник. Однажды я застала японскую горничную за его чтением. Не знаю, кто из нас двоих смутился больше. В итоге мы оказались вместе в постели, обмениваясь поцелуями. Ага, подумаете Вы, вот о чем я твердил с самого начала! Она наконец призналась! Но разве юность не пора экспериментов? На самом деле, все было совершенно невинно, и такого у меня больше ни разу не повторялось ни с ней, ни с другой девушкой. Мы обе страдали от одиночества и жаждали любви и внимания. Думаю также, — основываясь на том, чему Вы меня научили, — что использовала ее как «посредницу», чтобы сблизиться с отцом. Видите ли, я понимала (более того, девушка призналась мне), что ей приходилось периодически удовлетворять мужские потребности отца. И не только ей. Почти все, от экономки до прислуги, время от времени являлись по «вызову» хозяина. Отец отличался привлекательностью и обаянием, и разумеется, обладал абсолютной властью в своих владениях. Моя гувернантка, Соня, однажды ненадолго уехала при очень подозрительных обстоятельствах; очевидно, он договорился, чтобы ей сделали аборт. Но его фавориткой в то время оставалась необычайно привлекательная японка (она отправилась домой перед моим отъездом в Петербург). Добившись ее внимания (один-единственный раз), я тем самым бессознательно «сближалась» с ним, и одновременно наказывала за безразличие.
Создается впечатление, будто я отказываюсь от того, что говорила раньше. Он действительно делал все, чтобы найти со мной общий язык: не жалел денег, тщательно избегал выказывать предпочтение моему брату. Но я всегда чувствовала, что для него это скорее тяжкий груз, обязанность. Возможно, он боялся женщин, удовлетворяясь периодическими контактами. Он был способен на страстный порыв, иначе не пошел бы наперекор всему, женившись на маме. Полагаю, потом он раскаялся в том, что поддался эмоциям. Насколько его помню, он всегда проявлял сугубую трезвость и расчетливость, целиком отдавая себя бизнесу и, — тайком, — политическим интригам в интересах Бунда. После эпизода с моряками, он, наверное, понял, что «потерял» меня, и очень постарался показать себя хорошим отцом. Мы даже поехали вдвоем в горы, на Кавказ, чтобы покататься на лыжах. Его затея полностью провалилась: ему так не терпелось вернуться к работе, что он буквально считал каждую минуту. В любом случае, к тому времени я уже стала обвинять его в своем ужасном преступлении — еврейских корнях. Когда пришло время возвращаться домой, мы оба испытали бесконечное облегчение.
Теперь остановимся на моем муже. Он и его семейство были чудовищными антисемитами. В неизмеримо большей степени, чем я Вам говорила. Полагаю, ничего необычного тут нет, — однако буквально все зло исходило от евреев! В остальном он неизменно оставался милым и добросердечным человеком, и очень мне нравился. Тут я говорила правду. Но дело в том, что наша совместная жизнь превратилась в сплошную ложь. Муж утверждал, что любит меня; но узнай он о моей еврейской крови, стал бы ненавидеть. Поэтому, каждый раз, когда он говорил «люблю», я слышала «ненавижу». Долго такое продолжаться не могло. Однако я ужасно переживала, ведь мы в целом составили хорошую пару, а я так хотела жить нормальной семейной жизнью.
Мы подошли к той ночи, когда я вспомнила об инциденте в беседке, и очевидно о других эпизодах. На несколько мгновений я почувствовала себя счастливой! Вы понимаете, в чем причина? Я решила, что мой настоящий отец — дядя Франц! Значит, я не еврейка, имею право со спокойной совестью жить с мужем и забеременеть от него! Но разумеется, я не смогла примириться с тем, что моя мать виновна в супружеской измене, и возможно, скрыла от отца мое истинное происхождение, — омерзительный и подлый поступок! Тогда я, как Вы знаете, «похоронила» все это.
Кстати, мы оформили развод. Я слышала, что он снова женился и после войны переехал в Мюнхен.
Как видите, причины нашего разрыва весьма далеки от сексуальных проблем. Мне вообще трудно получить полное удовольствие от интимной близости, — его каждый раз отравляет сознание того, что совсем рядом мучаются люди. Кто-то всегда страдает. Я не могу объяснить свои галлюцинации, но они каким-то образом «отделяли» себя от удовольствия (которое я продолжала испытывать). При близости с Алексеем происходило то же самое. Должна признаться, что «поэкспериментировала» с одним их музыкантов из оркестра Оперы, сразу после того, как мужа забрали на службу в армию, и с ним чувствовала то же самое (хотя, конечно, удовольствие получила весьма небольшое, да еще подпорченное сознанием собственной вины). Мои слова о том, что видения связаны со страхом забеременеть — правда. Если я угадала верно, сейчас бояться нечего, исчезли так сказать, реальные основания, потому что у меня уже начались задержки, — в принципе, довольно рано… Так или иначе, случая проверить это уже не представится.
Я также не могу объяснить свои болезненные ощущения (время от времени они возвращаются). Продолжаю думать, что у них органическое происхождение, возможно, малоизученное или редкое расстройство; каждый раз, когда посещаю доктора, жду, что мне сообщат о диковинной болезни, терзавшей грудь и яичники последние пятнадцать лет! «Астма» в Одессе могла быть вызвана истерией, тут я с Вами соглашусь; но остальное — не думаю. Давайте заново взглянем на обстоятельства дела. Я потеряла мать в пять лет. Ужасно, но, как Вы пишете, мир полон сирот. Она погибла при крайне неприличных обстоятельствах, и очень болезненной смертью. Верно, но я способна смириться с подобными фактами. У каждого семейства есть свой скелет в шкафу, не правда ли? Честно говоря, я никогда не проявляла особого интереса к прошлому; гораздо больше меня волновало настоящее и перспективы на будущее. В какой-то степени, Вы заставили меня увлечься проблемой маминого греха, и заслужили мою вечную благодарность. Но я ни на мгновение не поверю, что именно это заставляет меня ходить скрюченной от боли. Я очень расстроилась, но не более того. И последнее: да, возможно, в моей натуре есть бисексуальный элемент, но он отнюдь не связан с серьезным половым влечением, по крайней мере, мне не составляло никакого труда с ним справляться. В целом я считаю, что определенная расположенность к женскому обществу только облегчила мое нелегкое существование.
По-настоящему меня угнетает неспособность понять, что превалирует в нашей жизни, добро или зло? Я часто размышляю о сцене, которую случайно увидела на яхте отца. «Молящаяся» женщина запомнилась мне устрашающим, торжествующе-хищным выражением лица, а ее «отражение»-двойник безмятежно улыбалась. Вторая женщина (думаю, тетя) держала руку на груди моей матери (словно заверяя, что все в порядке, она не возражает). Но их лица, — по крайней мере сейчас мне так кажется, — словно символизировали противоположные состояния духа! И женщины наверняка сами испытывали совершенно разные чувства: гримасничающая, радость, а та, что улыбалась, грусть. Медуза и Церера, как Вы блестяще заметили! Наверное, это покажется абсурдным, но инцест в его символическом значении кажется мне намного страшнее, чем его реальные проявления. Добро и зло, совокупляясь, создают мир. Нет, простите меня, я сама не знаю, о чем пишу. Бред стареющей в одиночестве женщины!
