Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 7, 2003
Рассказы
Горланова Нина Викторовна и Букур Вячеслав Иванович родились в Пермской области. Закончили Пермский университет. Авторы «Романа воспитания», повестей «Учитель иврита», «Тургенев — сын Ахматовой», «Капсула времени» и др. Печатались в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Звезда». Живут в Перми.
Золотая половинаОна рукой отделила половину золота в шкатулке, сложила ее в пакет, который закуклила в черный свитер. Еще в сумку побросала что-то и выбежала из дома, крикнув: «Уеду к маме».
— Ира, ты не понимаешь… — кричал муж вслед.
— Малышонков, я сменю фамилию после развода! Золото твоей покойной мамы я не тронула. — Ее взгляд режет, как меч.
Кот Бойкот смотрел на убегающую хозяйку, и казалось, что он морщит лоб от раздумий над происходящим (лоб у него полосатый): «Вот, в очередной раз убедился, что я умнее всех! Она куда-то побежала из дома, как будто бы найдет еще что-то… Я вот не ищу, я сразу нахожу, как Пикассо, о котором мои хозяева часто говорят!»
Он много раз присутствовал, кот Бойкот, при том, как они вспоминали о знакомстве… Впервые налетели друг на друга, когда бежали в экскурсионном раже по Пушкинскому музею — вдоль целой стены Пикассо. И хозяин сказал:
— Пикассо просил у пермяков минерал волконскоит — у него зеленый особый цвет, в Очере только есть — у нас. Залегает. Мы послали ему… Так что Пикассо и Урал — это почти одно и то же. У меня дядя — геолог, он и отправлял посылку в Париж.
— Через кого просил? — уточнила Ира, уличающе-кокетливо поведя глазами.
— Через корреспондента газеты «Известия».
И еще больше у них загорелись глаза друг на друга, когда обнаружилось, что у каждого из них огромное наследство: детство. Ира в пять лет говорила матери, занявшей очередь: «Ну почему ты любишь так далеко вставать?»
— А я в третьем классе залез на шкаф, рядом с чучелом крысы. Учительница сказала: «Молодец! Тебе идет чучело».
…Ира себе диктовала: в поезд и к маме! Вдогонку за мамой, которая только вчера увезла дочку к себе на зимние каникулы. Мороз увидел Иру: какие плечи, какие губы, какая грудь! — и полез к ней за шиворот, защипал разнузданно. Она остановилась и подняла воротник дубленки.
У ссоры есть свое поведение, точнее, сознание. Ссора вырабатывает свои собственные антитела, сопротивляется примирению людей, то есть своему собственному уничтожению.
Ира не могла успокоиться: «Он виноват, виноват… Ты кто, крутой спецназовец? — обратилась она к мужу, хотя удалялась от него к остановке. — Сколько раз я говорила, чтобы ты не спрямлял путь через дворы, особенно после зарплаты, да еще плюс тринадцатая. В общем, улетело двадцать тысяч на дозы наркоманам!»
А кто еще впятером нападает? Только они. Как Виталий рассказывал, бросились с разных сторон, один тут же сделал подсечку, а другой сел на голову — и зашарили руками… Тут она недослушала, затопала ногами с отвращением, заплевала, а Виталий подумал с испугом: «Как хорошо, что я не успел рассказать, что я закричал, как заяц: „Ребята, берите все, только не убивайте!“»
В автобусе Ира увидела известного телеведущего П. Он сидел рядом с женщиной, которую называл мамой.
— Мама, вы цветы куда везете? Не важно! А положите один цветок на тротуар — в память о погибших в Чечне. — Тут он засек Ирину: — А вы не будете возражать, если рядом с вами будет спутник, верный и мужественный? — И светски дохнул перегаром ей в лицо. И снова: — Мама, так вы положите один цветок на тротуар.
Время от времени он задремывал и вдруг, как проштрафившийся часовой, резко вздергивал голову и по очереди делал два своих предложения: маме и Ире. При этом он выглядел старше их обеих, вместе взятых.
В купе Ирина увидела, что у попутчицы было выражение лица попутчицы, готовой рвануться вперед со своим рассказом о жизни. Она даже улыбнулась, сигналя о начале рассказа… А что она может рассказать-то? У нее такой узкий лоб, что на нем помещается всего одна морщина. Спасаясь, Ирина сунула сумку на антресоли купе и залезла на свою верхнюю полку. Через минуту зашли два, кажется, студента, вырабатывающие громкую жизнерадостность:
— Тогда был ритмичный медляк…
— Нет, тогда погнали уже быстряк!
Потом эти студенты, кипя, утекли — кажется, гоняться за поездными нимфами. И попутчица все же вступила:
— Молодость! Наверно, в ресторан ушли: не понимают, что нынче все риск. Не прижмется им, не сидится. В одном институте этой весной я хотела устроиться гардеробщицей… Все бегут мне навстречу, кричат: бомба, бомба заложена, кто-то позвонил. А одна студентка остановилась перед зеркалом и поправляет шапочку: так, эдак. То ли нервы крепкие, то ли красота дороже жизни.
Ирина свесилась половиной лица и сказала:
— Но ведь в Перми никакого взрыва не было.
— Неохота кому-то зачеты сдавать, вот и звонили. А вы до самой до Москвы?
— Да, и еще дальше, в Молдавию к маме.
— А я тоже дальше и тоже к маме. На могилку. Представляете, всю неделю ее видела во сне, будто она хочет что-то сказать. Мужа не взяла с собой, хоть мы и живем с ним душа в душу, но не тело в тело.
Или он первый сделает шаг к примирению, или я, думала Ира. Слово ИЛИ читается одинаково слева направо и справа налево… не все ли равно, кто первый! Эффект будет одинаковый. Самое точное слово! Нет, никогда!
А попутчица между тем продолжала свою работу попутчицы: смотрела в окно, расстегнула сумку, достала огурцы, орехи, самогон. Ира включила радио.
— В человеке все должно быть прекрасно, говорил Чехов. Псориаз нынче излечим…
Ира выключила радио.
— Так рекламируют лекарства, что хочется заболеть и попробовать, — сказала попутчица. — Давайте помянем мою маму.
Осторожная Ира отказалась. Что за странная женщина эта попутчица? В купе ездит, а хочет только гардеробщицей работать, да и еда какая-то слишком интеллигентная — орехи, курага… Последним попутчица извлекла монолит пахучего слоистого копченого сала. И Ира подумала, теряя окончательно сопротивление от голода: а может, у нее муж, как у меня отец, тоже работал в Афганистане по контракту, золота там накупил, потихоньку продают и тем живут. Сочинив такую жизнь, она резво опрокинула стопку взрывчатой самогонки и рассказала все о заразе муже, который не слушается и так и норовит ходить через дворы со второй смены, все потерять…
— А что он может потерять, кроме зубов? — спросила попутчица.
— Надо быть в этой жизни зорким, бдительным, правда ведь, Ленок? — с невероятным жаром говорила Ирина, даже не удивившись, что узнала, как зовут попутчицу. — У него фамилия Малышонков, а я сменю фамилию. — И она захохотала.
— А дети есть?
— Дочь, когда выйдет замуж, тоже сменит фамилию. — И она опять захохотала: что, съел, Малышонков. — Знаете, Лена, меня до сих пор там, в Тирасполе, любит один однокурсник. Он, правда, женился недавно, слушайте, как говорят: шли три девушки, две красивые, а одна из политеха. Вот на этой третьей он и женился. Выйду за него, не выйду, все равно устроюсь работать, сколько можно быть домохозяйкой? Тем более, что у него тоже фамилия-то… не очень. Пятилетка — разве это фамилия?
Эх, куда ты такая побежала от мужа, думала попутчица, сидела бы на одном месте.
Ира же была полностью уверена, что про свое золото она Лене ничего не брякнула, только подробно объясняла ей, на примере кольца на руке, как искусно кабульские ремесленники выделывают из золота украшения. Она не заметила, как заснула, а потом снова выбрела из сна в явь. Только вдруг она опять лежит на верхней полке, во рту наждак, в голове — цех по выпуску чего-то гремящего. А сумки нигде не видно. Утро обличающе заглядывает в окно, студенты бредят нимфами, которых они не догнали… Ира сразу поняла, что попутчица и Ирина сумка едут сейчас в своем направлении.
В Москве повезло: сразу дали обратный билет (места были, а обычно перед Новым годом все непросто). И уже через сутки Ира была на Перми-второй. Купила небольшую елку. Она только вошла, жестко держа в голове два варианта: сразу не говорить, что золото украли, или сразу сказать… А он, дурак, смял ее своими ручищами вместе с елкой — одна ветка уколола прямо в глаз! Конечно, Ира много чего может сказать мужу об этом. Но… ничего она не может сказать. Он:
— С Новым годом!
У них это имеет свой смысл. Когда венчались четыре года назад, дочке было три года, священник сказал ей: «Поздравь родителей!» Она смотрит: венцы. И говорит: «С Новым годом!»
Тут Ира набралась смелости и выдохнула:
— Половину золота украли!
— Не может быть! — удивился муж. — Вот одна золотая половина. — Он покачал на руке шкатулку. — А вот и другая! — Он стиснул другой рукой так стремительно нашедшуюся жену.
Вскоре кот Бойкот уже играл игрушками на елке, словно понимая, что они сделаны для игры. Лапой их трогает и слушает, как звенят. Здесь мы и оставим этого умного кота, что счастливо проживает во вновь сросшейся семье.
