Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 1, 2003

Инна Лиснянская

День последнего жасмина

Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку. Поэт и прозаик. Лауреат Государственной премии России и премии Александра Солженицына (1999). Постоянный автор «Нового мира». Живет в Переделкине.

Нелегко приходит весна, —И в апреле препятствуют вьюги.Но легко приходит строка, —И я в некотором испуге:Неужели прытче онаПевчей птички и вербной почки,Неужели резвей мотылькаВ разноцветной его сорочке?Но строка и во время снаБезо всякого якова спросуЗа собою тащит векаИ ветров патетических розу.

12 апреля 2002.

Электричество было открыто еще при Адаме и Еве:Он входил в ее лоно так плотно, как штепсель в розетку, —Как светильники быта, плоды на познания древеЗагорались их страстью, приняв золотую расцветкуВолосков напряженных, под коими синие веныТрепетали разрядами молний. Оазис ВостокаЗаряжался их током соитья в тот миг, как мгновенноПлоть взлетала в экстазе сильней, чем душа от восторга.Наблюдали за ними все звери, и рыбы, и птицы,Да и Змей наблюдал, распаляя в мозгу своем похоть.Поднося Еве яблоко, так он сумел изловчиться,Что от света плода засверкал искусителя коготь.От Адама был Авель. От Змея, возможно, что — Каин, —И, возможно, от змиева когтя пошла на земле вся недоля.Все возможно, пока размышления лед не оттаянТой эдемскою вспышкой электромагнитного поля.

10 июля 2002.

Каждый миг тобою выверен,Каждое мое движение, —И кричу закрытым ртом:Наизнанку меня выверни!Закрути меня жгутом!И забрось куда подалее!…Только где ни окажусь,Снова буду в униженииЦеловать я те сандалии,В чьи подметки не гожусь.

10 июля 2002.

Размотала судьба предо мной мотокУзловатых лесных дорог,Доломаю я здесь мой век!Одинок в людской толпе человек,А в толпе деревьев не одинок.Меж деревьями я не хожу бочком,Не верчусь волчком, не лежу ничком,Как валежник или вода.Спой мне, птичка с красным воротничком,О строительстве своего гнезда.Над твоим зрачком хохолок торчком…Ах, пичуга с красным воротничком,Улетают и от тебя птенцы,Разлетаются кто куда.А от крылышек в воздухе нет следа, —Только горлышек бубенцы, бубенцы…

31 мая 2002.

Отыграет закат на трубе своей блесткой гроза,Поселковый стройбат заколодит свои тормоза, —Окна я растворю — пусть согреется ветер немного,Двери я растворю — пусть заходит трудяга-дорога, —Вся промокла насквозь, вся в лохмотьях с небес и берез,Вся в рубцах от колес, вся в потеках бензиновых слез.Дальше некуда ей, неухоженной и несуразной, —За избою моей — только лес да сушняк непролазный.Ей сочувствую я, но от ревности скуп мой язык:Мир — твоя колея, а моя, как ты видишь, — тупик.Ведь едва рассветет, как отправишься в путь свой обратный,Где кладет пешеход перед храмом поклон троекратный,Где ты будешь возить пришлых боссов и местных воров,И с испугом влачить на убой тощегрудых коров,И с натугой трясти на себе стеклотару и мебель,И недужно нести на себе пыль событий и пепел,И с надеждой таскать на себе домовитый кирпич,И меня вспоминать, моей ревности глупой опричь,Потому что, меня покидая, оглянешься ты на крылечко,И увидишь меня, дорогая, с зажженною свечкой,И поймешь — за тебя я молюсь на последней заре,На последнем дворе в тупиковом моем сентябре.

29 июля 2002.

Дивный леса обитательВ марте запестрел —Черен дятел, красен дятелИ частично бел.Облетев седую кронуНа седой заре,Клювом, как по ксилофону,Водит по коре.Он берет за нотой ноту:Чтоб продолжить род,Дятел к брачному полетуДятлицу зовет.Музыкант не чует драмы,Не дошел умом,Что вцепились пилорамыВ заповедный дом.Боже, будет беспризорен,Будет не у дел! —Дятел красен, дятел черенИ частично бел.

28 июля 2002.

Мы выхлопами воздух извели.Караемы пожаром и потопом,В глобальном потеплении землиМы мыслим врозь, а погибаем скопом.Сбежало в летнем небе молокоИ сделалось дымком от сигареты, —Бывает так печально, что легкоСобытья перепутать и предметыПереназвать. И в новых именахЯ путаюсь и нечленораздельноИх выговариваю. В душных снахДождь уподоблен корабельной течи,А пламя хлещет, словно душ Шарко.И я вконец лишаюсь дара речи.Бывает так печально, что легко…

24 июня 2002.

Всяк кулик свое болото хвалит.Быстрее мысли — пламени язык.Под треск деревьев и под птичий крикЕдва идет пожарная работа.И перестал пословичный куликХвалить свое родимое болото.Забуду я земли добро и зло,Забуду год, и месяц, и число,И сон, который в прошлое заносит,Голодное забуду ремесло,Которое все время каши просит.На облачном прогорклом молокеИ на воде, оставшейся в реке,Мне не сварить младенческую манку.А Клио с круглым зеркалом в рукеПохожа на бездетную вакханку.Каким ее попутным занеслоСюда, где небо мглою заросло,Сюда, где я пытаюсь наудачуЗаспать и год, и месяц, и число,И ремесло, которое я нянчу.Какая гарь стоит в моей ночи,Быстрей, чем речь, огня язык торфяный!О Боже мой, в золу меня втопчи,Но дай немного дождика и манны!

13 сентября 2002.

Не я ли на паперти мира стою —Очи долу, ладонь вперед, —Прошу у Господа милостыню,И Он ее подает:Жилье, еще не затопленное,Молоко и ржаной батон,Окно, вполне приспособленноеДля того, чтобы выплыть вон.А в нем реальность неистовая —Бунт ветров и восстанье рек.И, память свою перелистывая,Упираюсь я лбом в ковчег,О дверь колочусь задраенную,О глухие ставни кают,Но, подаяньем задаренную,Меня на борт не берут.За ступеньку хватаюсь гнилостную,Но и паперть спасти нельзяЗа то, что просила милостыню,Прощения не прося.

25 августа 2002.

День последнего жасмина.Неподвижной жизни деньМается, изнемогая.Мне уже и думать лень,В чем недвижности причинаИ была ли жизнь другая?Жизнь моя, чье расстояньеОт крылечка до ворот,Все же мир расширить тщитсяМира книжного за счет,Где семи ветров дыханья, —Я на мифы мастерица.Вымысел завью колечком,Поспособствую утечкамФактов нынешних… Да вотНеизменен ход сюжета:Меж калиткой и крылечком,Как бы и не видя лета,Жизнь стоит. Жасмин цветет.

21 июля 2002.

Евгений Шкловский

Питомник

Шкловский Евгений Александрович родился в 1954 году. Закончил филологический факультет МГУ. Автор книг прозы «Испытания», «Заложники», «Та страна». Печатался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» и др. Живет в Москве.

Морозной ночью шаги за окном звучат особенно звонко и отчетливо, и каждый раз у них новая мелодия. Иногда они кажутся дружелюбными, так что душа вдруг умягчается: во вселенской ночной безмерности есть кто-то, кто, не таясь и не робея, неторопливо вышагивает по заледенелому асфальту. Кто чувствует себя уверенно за стенами дома, который, конечно, никакая не крепость, и каждый в своем укроме одинок и беззащитен, но еще беззащитней, конечно, там, внизу, на темных городских пустынных улицах.

И вот этот кто-то вдруг идет без боязни — то ли спешит, припозднившись, из гостей, то ли, полчаса как расставшись с любимой женщиной, в умиротворенно-благодушном настроении бредет себе, с наслаждением вдыхая морозный ядреный воздух и уже мечтая о следующей встрече.