Шерли Грау - Кондор улетает
Его сосед прихлебывал воду со льдом.
— Может быть, вы примете фишки от заведения? Это была бы для нас большая честь.
— Нет, спасибо. Играть за чужой счет я не хочу. Но почему вы предложили мне это?
— Вы ведь сеньор Роберт Кайе, я не ошибаюсь?
Роберт пожал плечами.
— Вы здесь по делам сеньора Оливера, я не ошибаюсь?
Роберт опять пожал плечами.
— Мы рады оказать любую услугу другу и помощнику сеньора Оливера.
Старик и сюда вложил деньги? Доля в казино… за пределами Соединенных Штатов. Надежное помещение капитала. В его духе…
— Мне очень хорошо, — сказал Роберт. — Прекрасно. Я думаю выпить еще пару рюмок виски, а то и три. И буду смотреть на проходящих девушек. А потом пойду домой. Завтра мне надо побывать на сахарной плантации, которую хочет купить мой хозяин.
Его сосед сделал еще глоток и слегка поклонился.
— Если мы сможем быть вам чем-нибудь полезны, дайте мне, пожалуйста, знать.
Роберт поднял свой бокал.
Через пять минут рядом с ним села девушка. Очень красивая, со смуглой кожей и иссиня-черными волосами. Итак, заведение заметило, что его взгляд задерживается на таких брюнетках дольше всего. Ну и прекрасно. Будет приятно пить и смотреть на нее.
Он, как и собирался, еще дважды заказал шотландское виски. А потом и в третий раз. После чего пожелал ей доброй ночи и пошел домой. Несмотря на весь свой профессиональный опыт, она не сумела скрыть некоторой растерянности.
Но ему не нужна была женщина от заведения. То, что ему нужно, он найдет сам. Помощи ему не требуется.
* * *— Вот что, — объявил он Старику. — Хватит шуток. Оставьте моих девушек в покое.
— Когда ты найдешь себе хорошую девушку, — сказал Старик, — я это только одобрю.
— Ах так! — Старик был что-то весел, и Роберт насторожился. — А чем была плоха Нелла?
Старик вздохнул.
— Я надеялся, что на Кубе найдется девушка…
— На Кубе их много, и все шлюхи… Так чем же была плоха Нелла?
— Глупая кэдженка, и ничего больше.
— Я сам кэджен.
— Да, — сказал Старик. — Ну а Нелла… через три месяца она выскочит замуж, а через год родит. Может быть, на этот раз она подыщет себе дантиста, и он войдет в долю с ее отцом.
— Послушайте, — сказал Роберт. — Почему я от вас это терплю? Можете вы объяснить, почему я от вас это терплю?
— Потому что ты молод, но у тебя хватает здравого смысла признать, что я говорю правду. Завтра ты будешь мне нужен. Отвезешь меня на скачки.
В полдень Роберт ждал Старика в «паккарде». В этой машине он катал Неллу в тот вечер, когда сделал ей предложение.
— Хорошая машина, — сказал он.
— Дорогая, так как же иначе, — сказал Старик. — Сначала заедем ко мне.
Это и раньше бывало — Старик хотел переодеться или завезти домой какие-нибудь бумаги. Но на этот раз он остался в машине.
— Посигналь, — сказал он.
Роберт нажал на клаксон, и почти тут же из двери вышла молоденькая девушка — темноволосая, с большими черными глазами и гладкой смуглой кожей.
— Моя дочь Анна, — сказал Старик. — Ну, поехали.
Роберт отогнал машину на стоянку и пошел в их ложу. Старик выслушивал советы знакомого игрока и серьезно кивал, словно и правда собирался принять их к сведению. Анна молча смотрела по сторонам. Увидев его, она улыбнулась. Зубы у нее были чуточку неровные и редкие, отчего она казалась совсем девочкой.
— Роберт, покажи Анне ипподром, — сказал Старик. — У меня тут дела.
И Роберт показал ей трибуны, клуб, манеж, не торопя ее, оберегая от давки, как ребенка.
После этого Роберт подозрительно ждал дальнейшего. Но через неделю, когда они снова поехали на ипподром, Анны с ними не было и Старик ни словом не упомянул про нее. Казалось, его занимало что-то другое.
Как-то утром почти год спустя, когда Роберт вошел в контору, Старик стоял у окна и смотрел на улицу.
— Подай машину, — отрывисто сказал он.
Роберт спросил мисс Мелонсон:
— Что случилось?
— Склад, — сказала она и снова забарабанила на машинке.
Безопасности ради Старик часто менял склады, и этим он пользовался меньше недели. Это было неказистое двухэтажное строение из кровельного железа, стоявшее среди бурьяна на пустыре между кладбищем и одним из городских парков. Собственно говоря, это был склад при магазине подержанной мебели, который принадлежал Старику, — красные плюшевые диваны в разводах плесени, железные кроватки, качалки, лампы с пестрыми абажурами и в дальнем углу ящики с бутылками.
— Проедешь мимо, — сказал Старик. — Я хочу поглядеть.
И они увидели. Листовое железо не горит. Но деревянные стойки и стропила превратились в уголь, после чего стены повалились наружу, а крыша рухнула. На пустыре стоял фургон мебельного магазина, и двое рабочих бродили по пожарищу. Роберт и Старик увидели, как они ухватились за искореженную металлическую полосу, дернули ее, уронили и принялись ругаться, отчаянно тряся руками. В тишине раннего утра их голоса звучали слабо и глухо.
— Ну ладно, — сказал Старик. — Все ясно.
На обратном пути Роберт нерешительно спросил:
— Большая была партия?
— Да, — коротко ответил Старик. — И думаю, это еще не конец.
Десять дней спустя в заливе Шевалье взорвалась и сгорела одна из лодок Старика. Она шла с полным грузом. Старик послал Роберта, и он семь часов гнал машину в Порт-Эбер, где обычно стояла эта лодка.
— Что я там должен сделать? — спросил Роберт.
— Просто поглядеть и рассказать мне.
— А вы не думаете, что это был несчастный случай?
Ламотта, который стоял, держа деньги для Роберта, тяжело вздохнул:
— И склад тоже?
— Дурачье, — сказал Старик. — Возможно, мне придется кое-кого нанять.
Ламотта опять вздохнул.
— Мне это нравится не больше, чем тебе, — резко сказал Старик. — Если уж с ними свяжешься, так не развяжешься… Ну, может, мы обойдемся своими силами.
— Рано или поздно вам все равно придется войти в компанию с остальными, — грустно сказал Ламотта. — Такое теперь время.
Старик взял трубку и начал аккуратно выскребать чашечку.
— Может, ты и прав, но сначала посмотрим, с чем вернется Роберт. — Он выбил черный пепел в корзину для мусора. — Мейсон, Гидри и Силвестр. Но может быть, в последнюю минуту они взяли с собой еще кого-нибудь. Вдовам и родителям объясни, куда съездить. Им ведь нужно получить свои деньги.
Два дня Роберт старался выяснить, что произошло. Человек десять видели яркую вспышку, и лодка пропала. Но это ничего Роберту не объяснило. Лодки иногда взрывались — из-за течи в баке или в бензопроводе, — но никогда не исчезали бесследно. Какой бы ни была глубина, на месте гибели лодки всегда всплывали куски обгоревшего корпуса, а то и труп — эти воды не настолько уж кишели акулами. Что-то должно было остаться.
Вечером в день приезда Роберт благочестиво стоял на берегу и слушал мессу по погибшим в море. В заключение священник благословил волны и окропил святой водой. Дети укрепили на дощечках зажженные свечи и пустили их плыть — считалось, что эти мерцающие огоньки укажут, где надо искать тела погибших. Но большинство свечей погасло, а те, что еще горели, только покачивались на волнах и никуда не плыли.
Роберту оставалось одно — самому объехать залив и посмотреть. Он не думал, что сумеет что-нибудь обнаружить, но поручение Старика надо было выполнить. А для этого мало было постоять на берегу, глядя на плачущих женщин, маленьких детей и святые свечки. Нет, надо самому побывать на месте взрыва.
Он нанял «Жоли» — самый большой и самый новый из местных люгеров, — заплатив хозяину втрое больше, чем стоил бы хороший дневной улов креветок. Роберт не бывал на рыбачьих судах с тех пор, как много лет назад ушел из дома дяди, но ощущение грубой деревянной палубы, качающейся под ногами, сразу вернуло его в прошлое. У него внутри все сжалось, к несколько раз он напомнил себе, что теперь все иначе, что у него есть деньги и не он работает тут, а на него работают.
Они вышли в море рано утром — Роберт, владелец люгера Аристид Лэндри и его сын Гэс. В рулевой рубке воняло рыбой, наживкой, смолеными сетями и бензином. Роберт взял ящик и сел на палубе.
Когда-то я бы ничего не заметил, думал он. Не почувствовал бы никакого запаха. Но теперь я стал другим. Теперь я сижу в гаванском казино, смотрю на проходящих мимо женщин, восхищаюсь их задницами, вдыхаю запах их духов. Я забыл, как плавал с рыбаками, как ныли плечи и спина, как саднило ладони, а глаза все время щипало от солнца, ветра и соленой поды.
Он посмотрел на свои ладони.
Мозоли сошли, думал он, и следа не осталось. Ладони были грязные — на рыбачьих судах всегда грязно, — но мягкие, совсем не натруженные, кому хочешь показывай. Ногти аккуратно подстрижены и подпилены, заусенцы срезаны… Иногда я даже делаю маникюр…
