Шерли Грау - Кондор улетает
— Да, — сказал Роберт, — в ней все есть.
— Здорово дорогая?
— Да, — сказал Роберт, — здорово дорогая. Но для некоторых деньги ничего не значат.
Шпилька в адрес Старика. Для него-то не значат, думал он. Он же за каждый цент цепляется. Всегда за своим столом, всегда у телефона. И уж если ему что-нибудь нужно, он сотню способов отыщет…
Тут мысли Роберта замерли, и он уставился на протертое до блеска ветровое стекло невидящими глазами.
Наконец мальчик потрогал его за плечо:
— Вы здоровы, мистер?
— Здоров… — Роберт засмеялся. — Малыш, — сказал он, — меня ловко одурачили, вот только не знаю зачем…
На худом прыщавом лице заправщика появилось тревожное выражение. Роберт дал ему на чай два доллара. Когда он отъехал, мальчишка все еще стоял и разглядывал бумажки.
Ну, он постарается их поскорее спустить, подумал Роберт. Решил, наверное, что они фальшивые.
Он, не останавливаясь, еще раз проехал мимо дома Неллы. На дорожке стоял автомобиль ее отца. Значит, они его все-таки вызвали. И он теперь сидит с ружьем за дверью или подставляет плечо рыдающей Нелле?
По крайней мере, думал Роберт, поплакать она может. Хоть настолько-то разрыв с ним должен ее расстроить!
Он поставил машину прямо у двери магазина, хотя это место предназначалось для автомобилей покупателей. Ему не хотелось дожидаться скрипучего лифта, и он побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. По его телу заструился пот, рубашка на груди стала мокрой и липкой.
На верхней площадке он остановился, чтобы снять пиджак.
— Кто за вами гонится? — сказала Ивлин Мелонсон, секретарша Старика, высокая седая женщина с крючковатым носом.
— Где Старик?
— Помилуйте, Роберт, — сказала она, и ее руки затрепетали у сухой, плоской груди.
Вот она, конечно, не потеет, вдруг подумал он.
— Он у себя?
Ее тонкие серые губы растянулись в улыбке, обнажив большие желтые зубы.
Она бы ела своих детей живьем, подумал он, будь у нее дети…
— Послушайте, Бэби, — он употребил это прозвище, чтобы уязвить ее, — я тороплюсь.
Желтые зубы все еще улыбались ему:
— Он сказал, что вы вернетесь, и он вас ждет.
Старик сидел, как обычно закинув ноги на подоконник, и пил пиво из запотевшего стакана.
— Угощайся. — Он показал на холодильник.
— Не хочу.
— Тогда садись.
— Бэби говорит, вы ожидали, что я вернусь.
— Ага, — сказал Старик.
Роберт вынул из кармана письмо:
— Вы это читали?
Старик сделал возмущенное лицо:
— Я в твои личные дела не вмешиваюсь.
— Как бы не так, — сказал Роберт. — Ну, все-таки прочтите.
Старик внимательно прочитал записку.
— Сочувствую, — сказал он и вернул письмо Роберту.
— Что произошло?
— Путь любви не устлан розами.
— Послушайте. Моя невеста только что дала мне от ворот поворот, а из ее письма ровно ничего нельзя понять.
— Она и подарки твои вернула, — сказал Старик. — Вон там лежат.
— Я ничего ей не дарил.
— Несессер, — начал перечислять Старик. — Не очень дорогой. Вроде тех, что я продаю внизу. Три-четыре шарфика, довольно милые, — наверное, ты покупал их у Холмса. Шкатулка для драгоценностей.
Черт побери! В холодильнике стояло шесть бутылок пива. Роберт взял одну.
— В жару нет ничего лучше холодного пива.
Роберт пил ровными глотками и молчал. Он сам мне все расскажет, обещал он себе. А я ничего не скажу.
— Она, конечно, очень сердита, — сказал Старик. — Обижена и очень сердита.
Роберт поднял бутылку к свету и внимательно рассматривал желтую жидкость. Погоди, погоди…
— Потому что чувствует себя обманутой. — Удивительно, как тихо умел говорить Старик, когда хотел. Тихо и отчетливо. Роберт невольно весь напрягся, словно вот-вот должно было произойти что-то необычное — обрушатся стены, начнется революция.
— Да, обманутой и преданной, — продолжал Старик. — Узнав, что ты женат.
Эти слова влетели в уши Роберта, загрохотали в его мозгу. Он несколько раз повторил их про себя, потом сказал:
— Но я же не был женат.
— Она видела свидетельство о браке.
Роберт поставил бутылку и сел на край письменного стола.
— Вы, конечно, объясните, — сказал он, — когда сочтете нужным.
— И еще она видела метрики двух твоих детей.
Роберт внимательно разглядывал суставы своих пальцев.
— И сколько же лет моим детям?
— Три и четыре года. Родились в Белл-Ривере, где и ты.
Роберт сказал:
— Вы стараетесь вывести меня из себя.
Старик кивнул. Его тяжелая лысая голова качнулась вверх-вниз на фоне пыльного сияния окна.
— Я сам вспыльчив. И держать себя в руках, вот как ты сейчас, я научился очень не скоро.
— Не уходите в сторону. — Роберт уставился на свои ладони.
— Ты хочешь сказать, что эти документы подделаны?
— Не хочу сказать, а знаю, черт побери.
— Да, конечно, — согласился Старик. — Но отлично подделаны.
Роберт вдруг рассмеялся. Все это неожиданно показалось ему удивительно смешным.
— И дорого они обошлись?
— Недешево, — сказал Старик.
— Ну а теперь объясните, зачем вам это понадобилось.
— Она очень быстро поверила, — сообщил Старик листьям за окном. — Раз она так легко рассердилась, значит, любила тебя не больше, чем ты ее.
Роберт уселся поудобнее.
— Да, меня она об этом спросить не потрудилась.
— Бутлегер… — Старик рассеянно улыбнулся солнечному блеску. — Кто же не знает, что им доверять нельзя.
Роберт откинулся и посмотрел на угол под потолком, затянутый паутиной. Там обитали большие черные пауки.
— Вы отпугнули мою невесту, а я даже не сержусь. Наверное, я свихнулся.
— Нет, — сказал Старик.
— Я ведь серьезно хотел на ней жениться.
— Знаю, — сказал Старик.
Роберт покачивался взад и вперед и думал: но ей все-таки не следовало так сразу отказываться от меня.
Старик больше не смотрел в окно. Он смотрел на Роберта, внимательно его изучая. Очень внимательно. Дюйм за дюймом.
— Что-нибудь не так?
— Все так.
Старик слегка сгорбился. Его сосредоточенный взгляд добрался до рубашки Роберта, скользнул по его плечам.
— Послушайте, — сказал Роберт. — Вы ведь ничего просто так не делаете. Так какого черта вам понадобилось расстраивать мой брак?
— Да, конечно… — Старик все так же задумчиво горбился.
— Так почему?
— А потому, — тихо сказал Старик, — что у меня есть две дочери, и я хочу, чтобы ты был моим зятем.
Роберт сидел, не шевелясь, и не сводил глаз со Старика. Наконец он сказал:
— Пожалуй, я поеду домой.
Старик молча кивнул.
Через два дня Роберт отправился в Гавану. Там возникли какие-то затруднения — грузы стали доставляться не — так аккуратно, и к тому времени, когда они попадали в лодки Старика, нескольких ящиков обязательно не хватало.
— Погляди, что происходит, — сказал Старик, — и прими меры.
Роберт поехал на поезде в Майами, а там сел на пароход. Он все уладил за два дня — просто надо было заплатить. Как всегда. Если сухой закон когда-нибудь отменят, думал Роберт, то очень много людей лишится легкого заработка.
Но он задержался там до конца недели — в Новый Орлеан его не тянуло. Почти все время он сидел под медленно крутящимися вентиляторами у «Неряхи Джо», потягивая дайкири. Как-то вечером он зашел в большое казино. Играть он не стал — он никогда не играл. Но он стоял и смотрел на рулетку, на кости, на карты — на все, что крутилось и мелькало. Потом он спустился в тихий бар и сидел там, любуясь медленно прогуливающимися женщинами — самыми разными, но одинаково элегантно одетыми. Он решил, что уроженки Латинской Америки нравятся ему больше из-за своей плавной медлительности — американки шагали торопливо и размашисто, как мужчины. Кроме того, он решил, что сидеть в этом баре в благоухающую и прохладную тропическую ночь гораздо приятнее, чем днем у «Неряхи Джо». И наконец, он решил, что шотландское виски с содовой много приятнее дайкири. Вынеся все эти заключения, он продолжал сидеть в своем углу, но тут на соседний табурет опустился худой брюнет в белой guayabera[7]. Роберт чуть-чуть повернулся к нему и приподнял бокал. Бармен подал его соседу воду со льдом. Роберт поднял брови.
— Я не пью, — сказал тот.
— Да, конечно, на работе…
Сосед вежливо и неопределенно улыбнулся, показав ровные белые зубы.
— Надеюсь, вам не скучно?
Акцент у него был не испанский, но какой, Роберт не сумел определить.
— Нисколько.
— Вы не играете.
Это было утверждение, а не вопрос.
— Да — сказал Роберт, — не играю. Я просто зашел посмотреть казино, потому что я в Гаване первый раз. Но я не играю.
