Шерли Грау - Кондор улетает
Его обволокли разнообразные запахи. Пот, грязь, прогорклое масло, запах фасоли, риса, рыбы, креветок, испорченных зубов и нищеты… Все это когда-то было привычным, но не теперь. Его рука на ручке двери застыла в нерешительности, лицо хранило выражение подобающей грусти. Господи, думал он, господи! Как они воняют!
И запах горящих в доме сальных свечей. На маленьком алтаре. Он его видел, когда в последний раз был тут, — маленькая полочка в углу. На ней стояла фигурка Звезды Морей, а вокруг в красных стеклянных чашечках мерцали огоньки. Фитили, тонущие в густом масле, дрожали, язычки пламени трепетали и изгибались.
И вот опять придется смотреть на этот чертов алтарь. Они тут верят в его спасительную силу. А какой толк от Звезды Морей, если ты возишь контрабандное виски?
И ведь они врали, все врали. Но это не важно. Ему достаточно сообщить Старику, что, судя по всему, кто-то решил прибрать к рукам его территорию. Кто-то, от кого нельзя откупиться. Старику теперь придется приглашать профессионалов. И значит, начнутся неприятности.
Он открыл дверь и ступил на веранду. Господи, опять она тут, вздохнул он и уже не мог отвести взгляда от ее заплаканных желтых глаз.
Роберт старался покончить со всем как можно быстрее и произносил слова сочувствия почти скороговоркой. Каждой из женщин он дал один и тот же адрес, сопроводив его одними и теми же объяснениями.
— Запомните, — повторял он, — вы поедете в Новый Орлеан, пойдете по этому адресу и получите деньги. У меня с собой денег нет. Пойдете вот по этому адресу, записанному вот на этой бумажке.
Это был адрес мясной лавки на Френчмен-стрит. Когда они явятся, мясник позвонит мисс Мелонсон и скажет: «Телячья нога, которую вы заказывали, готова. Можете присылать за ней». Мисс Мелонсон скажет Ламотте, и тот пошлет деньги с мальчишкой-рассыльным. Вся процедура занимала меньше получаса, и рассыльный всегда возвращался с телячьей ногой для Старика. Тот любил телячью ногу, запеченную с чесноком и розмарином.
Сам Старик к этой лавке даже близко не подходил. Он никогда ни в каких операциях, связанных с его делом, не участвовал.
Роберт уехал из Порт-Эбера вскоре после полудня. Узкая ракушечная дорога была вся в ухабах и густой пыли. Вскоре он судорожно зачихал. Вытирая нос тыльной стороной руки, он со злостью посмотрел в небо. И увидел там огромный глаз. Опять ее глаз! Да что же, так я его и буду все время видеть? Глаз заполнял всю северную часть неба. Он был желтый и выпученный. Чертова баба, сидит и плачет. Сидит у своего алтаря и плачет. Потому что ее мужа убили, когда он вез контрабандное виски. Да за что он деньги получал, как она думала?.. Только один огромный глаз. Горюющий.
На дороге толклись куры. Он нажал на тормоза и клаксон. Куры с кудахтаньем разбежались. Из окна дома высунулась женская голова. Улыбнувшись ее курчавым седым волосам и беззубому рту, он крикнул:
— Comment ça va?[9]
Она кончила мыть посуду и выплеснула грязную воду из таза во двор. Куры бросились клевать объедки на мокрой земле. Последнее тощее тельце скрылось за калиткой, и Роберт, помахав рукой, поехал дальше.
Похожа на мою тетку, старая карга. Если бы она узнала, что я работаю, так скоро дала бы о себе знать. «О, cher[10], ты должен нам немножко помочь. Мы взяли тебя, когда умерла твоя maman[11]. Приютили и растили, как родного сына…»
Что же, это правда, думал Роберт, глядя на белую ракушечную дорогу. Они действительно не делали никакого различия между ним и собственными детьми. Только это его злило. Возможно, из-за того безымянного мужчины, который его зачал.
В окно машины ударил резкий, приторный запах китайских шаров. Вот это дерево — толстый ствол и маленькая, совсем круглая крона. Торчит в любом дворе. Каждый год сучья обрубаются на топливо. Дрова довольно скверные, но дешевле древесного угля, который в зимние вечера тлел в маленькой печурке в доме его дяди, когда над стеклянистой, точно слизистой, протокой курился туман.
Роберт вздрогнул и поежился. Зачем вспоминать то, что было так давно? Он поехал быстрее, заставляя себя не думать ни о чем, кроме белеющей впереди дороги и пыли, клубящейся сзади. Примерно через час он выбрался на шоссе, и ехать стало легче.
Вдруг рулевое колесо резко повернулось влево. Лопнула камера. Он остановил машину и вылез. Раскаленный бетон жег ноги даже сквозь подошвы ботинок. Чтоб тебе, подумал он тягуче, чтоб тебе… Он снял галстук, бросил его на сиденье, засучил рукава и извлек из багажника запасное колесо. Пнул его ногой, решил, что надуто достаточно, собрал домкрат и сменил колесо.
Он работал с бешеной быстротой. Я еще никогда не менял колеса так быстро, да что это со мной?
Раз уж остановился, так нужно воспользоваться Он спустился по крутому откосу, расстегнул брюки, постоял. Безрезультатно. Почему я так нервничаю, что даже помочиться не могу?
Он влез в машину. И, только тронувшись, включая вторую передачу, увидел то, о чем знал интуитивно и что держало его в таком напряжении. Когда он остановился, позади него на довольно большом расстоянии остановилась другая машина. Он включил прямую передачу, вглядываясь в зеркало заднего вида. Они тронулись одновременно с ним и быстро его нагоняли. Он покусал губу, жалея, что не взял с собой пистолета. Рассчитывать он мог только на скорость форда, на его мотор, сделанный по специальному заказу. «Твоя машина обгонит любую, — утверждал Старик. — Только сразу газа не давай. Помни, машина легкая, ее может занести».
Роберт выдохнул сквозь зубы, беззвучно свистнув. Он нажимал на педаль газа, стараясь сдерживать ногу, и продолжал смотреть в зеркало. Внезапно задняя машина свернула на обочину и остановилась. Из нее выскочили двое мужчин. Подбежав к откосу, они уставились на заросшее водяными гиацинтами озерцо. Потом один из них спустился туда.
И Роберт понял. В городе ходили слухи, что Старик занимается наркотиками. Повезло! Как мне повезло, сукину сыну! Они решили, что я там что-то оставил. Они решили, что я спускался к тайнику. Что у меня в шине был спрятан товар…
Форд немного занесло. Поторопился! Он чуть-чуть отпустил педаль. Машину на обочине заслонили облака пыли. Стараются, ищут… Он снова прибавил газу, и снова машину повело в сторону. Слишком мощный мотор. Старик ошибся — без груза форд плохо держит дорогу.
Ему мучительно хотелось помочиться. Внизу живота жгло. Он снял руку с руля и потер живот, но от этого стало только хуже. Тогда он сосредоточил все внимание на дороге, стараясь установить по спидометру, на какой скорости машину начинает заносить.
— Гони, — сказал он громко. И звук собственного голоса его немного успокоил. — Прямо на дерево!
Но деревьев тут не было — только морискус и рогоз. Да кое-где мелкие, убитые солоноватой водой кусты тянули к небу сухие тонкие прутья.
Роберт сказал вслух:
— Если утопить здесь труп, так его никто не найдет. Но только не на этот раз. И не меня.
Город был уже близко. Впереди маячили две машины. Он обогнал их, ревя клаксоном. Третью — большой, песочного цвета «студебеккер» — он обошел, забыв про всякую осторожность, и заметил встречный автомобиль, только когда тот проскочил мимо на расстоянии какого-нибудь дюйма. Он просто увидел мелькнувшее слева светлое пятно, услышал обрывок крика. Словно взлетел и растаял клочок дыма.
— Sainte Vierge! — громко прошептал он. — Пресвятая богородица!
По ногам потекло что-то горячее. Он содрогнулся от внезапного облегчения, форд рванулся влево, два колеса сорвались с бетона. Машина накренилась, подпрыгнула, осела на рессорах. Что-то царапнуло снизу, заскрежетал металл. Роберт притормозил и вырулил на шоссе. Через минуту он осознал, что у него под ногами растекается лужица, а обивка сиденья под ним вся мокрая.
К девяти часам он был в Новом Орлеане. Почему-то он начал считать церкви: епископальная, две баптистские, храм христианской науки… Итого четыре церкви в трех кварталах по Клейборн-авеню. Как интересно! На этой улице церквей, наверное, больше, чем на любой другой. За исключением разве что той части Канал-стрит, где живет Старик. К черту Старика! Он свернул на свою улицу и увидел гараж с открытыми воротами — уезжая, он их не закрыл. Когда это было?
Он занимал второй этаж двухквартирного дома. Когда он поднимался по черной лестнице, с маленькой, затянутой сеткой веранды его окликнула хозяйка:
— Вы что, захворали, мистер Кайе?
Он глубоко вздохнул и ответил:
— Нет, ничего, только устал. Работал, вот и устал.
— Вам ничего не нужно? — В ее голосе слышался горячий интерес. Она изливала материнские заботы на все, на что могла, начиная от цветов и кончая своими вечно больными кошками. — Хотите, я принесу льда?
