Почтовая открытка - Берест Анна
В первый день каникул он часто бывал единственным ребенком, остававшимся сидеть на школьном дворе в ожидании родителей. Его не забирали: родители были слишком заняты доигрыванием собственного детства.
Габриэль старалась проводить поменьше времени с младшим ребенком, который казался ей каким-то размазней. Ей не о чем было с ним говорить, и она ждала, что сын станет поинтереснее, чтобы познакомиться с ним. Висенте родился намного позже других детей и, вероятно, по случайности: его родители уже давно жили порознь. Габриэль отправила его на полный пансион в школу Рош городка Верней (департамент Эр) — современное учебное заведение, ориентирующееся на английские методы обучения, где основой были спортивные игры на свежем воздухе и коллективная работа в мастерских. Как и все, она читала бестселлер Эдмона Демолена, переведенный на восемь языков, «В чем причина превосходства англосаксов?». Оборотная сторона обложки снимала интригу немедленным ответом: «В образовании».
Несмотря на новаторские методы, Висенте ничему не научился в школе Рош. Он мямлил, без конца повторял начала фраз. Не мог сосредоточиться, а когда его вызывали читать вслух перед классом, путал буквы и слова. «Да школа и не нужна вовсе, сынок. Главное — жить, чувствовать», — говорила ему мать. «Плюнь ты на орфографию, — повторял отец. — Прекрасней всего — выдумывать собственные слова».
Когда в октябре 1940 года Висенте знакомится с Мириам, у него нет никакого диплома, нет даже сертификата об окончании средней школы. До войны он мыл посуду в ресторане. Теперь хочет стать проводником в горах и поэтом. Его проблема — грамматика. Он повесил в Сорбонне объявление о том, что хочет брать частные уроки и ищет репетитора. Так он познакомился с Мириам. Они родились с разницей в три недели: Мириам в августе в России, а Висенте — пятнадцатого сентября в Париже.
— Это не совпадение, — говорю я Леле.
— Что ты имеешь в виду?
— Это не случайность: ведь и я родилась пятнадцатого сентября, точно как твой отец.
— Знаешь, совпадения бывают трех категорий. Либо это что-то необычное и чудесное, либо маловероятное, либо просто неожиданное. Ты относишь свой случай к какой категории?
— Не знаю. У меня впечатление, что какая-то память толкает нас к местам, известным нашим предкам, заставляет отмечать даты, важные в прошлом, или тянуться — неведомо для нас самих — к людям, чья семья когда-то пересеклась с нашей. Ты можешь называть это психогенеалогией или верить в клеточную память… Но я считаю, это неслучайно. Я родилась пятнадцатого сентября, училась в подготовительных классах лицея имени Фенелона, затем в Сорбонне, живу на улице Жозефа Бара, как мой дядя Эммануил… Список таких деталей настораживает, мама.
— Может быть… Кто знает?
Мириам и Висенте встречаются два раза в неделю в бистро «Экритуар» на площади Сорбонны. Мириам приносит грамматику Вожла, а также тетради и ручки. Висенте приходит налегке, засунув руки в карманы, встрепанный и странно воняющий стойлом. И одевается он как-то странно: то в старый плащ, назавтра — в костюм альпийского стрелка: наряд никогда не повторяется дважды. Мириам в жизни не встречала таких юношей.
Вскоре она понимает, что у Висенте проблемы с дикцией: он застревает на сложных словах. Ему также трудно сосредоточиться, но он забавный и обезоруживающий. Он зубоскалит, сбивая ее с учительского тона. Девушка не выдерживает и прыскает от смеха, слыша поток нелепых словечек и грамматических ошибок.
Висенте заказывает грог. Слегка опьянев, он придумывает бессмысленные предложения для диктантов, доказывает нелогичность грамматических правил. Он высмеивает чванливую серьезность студентов Сорбонны, передразнивает преподавателей, чопорно попивающих чай. «Лучше бы мы занимались в бассейне „Лютеция"», — заключает он во весь голос.
В конце занятия Висенте засыпает студентку целым шквалом вопросов о родителях, о жизни в Палестине, о странах, в которых она побывала. Он просит ее повторить одно и то же предложение на всех языках, которые она знает. Затем сосредоточенно смотрит на нее. Никто еще не проявлял к Мириам такого пристального интереса.
Сам он откровенничает мало. Она узнает лишь, что он бросил работать продавцом барометров. «Выгнали меня в конце первого же месяца. У меня бы лучше получалось продавать книги. Мне нравятся американские авторы. Читала «Коктейли „Савоя"»?
С первого же дня Мириам волнует его испанская красота: черная шевелюра, под глазами тень, словно след давней боли. Эти черты он унаследовал от деда, человека невозмутимого и не работавшего ни дня в своей жизни; худой, как юный тореро, он женился вторым браком на танцовщице из кордебалета, которая годилась ему в дочери. У него были темные круги под глазами.
Через несколько недель эти встречи становятся для Мириам единственным, что имеет значение. Вокруг нее пространство сжимается, время тоже, потому что комендантский час, метро закрывается рано, магазины не работают, книги под цензурой, передвигаться запрещено — везде препоны. Но все это ее больше не мучает, теперь появился Висенте, ее новый горизонт.
Она, никогда не бывшая кокеткой, начинает думать о внешности. Теперь, во времена дефицита, когда стирать приходится в холодной воде и без мыла, ей удается раздобыть полфлакона шампуня «Эдже», а также остатки духов, которые стоили ей всех сбережений, — «Суар де Пари» от «Буржуа», букет дамасской розы и фиалок, который еще называют «эликсир любви», — едва появившись, аромат получил самую скандальную репутацию.
Увидев флакон, Ноэми понимает, что старшая сестра с кем-то встречается. Она встревожена тем, что ее не посвятили в тайну, и теряется в догадках. Наверное, он женат или преподает в Сорбонне, думает она.
Однажды Висенте не приходит на встречу. Мириам, накрашенная и надушенная, с нетерпением ждет начала урока. Потом начинает волноваться: может быть, ученик застрял в метро из-за объявленной тревоги? Прождав четыре часа, она чувствует себя ужасно униженной и ругает себя за то, что пожертвовала лекцией Гастона Башляра по философии науки.
В следующий раз, когда Мириам приходит в бистро, официант сообщает, что «всегдашний молодой человек» оставил для нее конверт. Внутри — лист бумаги с какими-то карандашными каракуля ми. Стихотворение.
Знаешь, женщин Не надо удерживать. Это как волосы. Можно слегка замедлить выпадение, Но они все равно исчезнут. Ты отвечаешь не так, как другие. Из какого времени ты пришла? Меня окружают друзья, но, кажется, нет никого. Ты — черноглазая луна. Много надо сказать, Но я все забыл. Я вычерпан. Голова потихоньку валится вниз, Сигареты еще есть, но зажигалка сломалась. И спички всего мира намокли от слез. Жизнь не противоположность смерти, Как день не противоположность ночи. Может, они близнецы от разных матерей. Начало мира Ты или я Конец света Нет больше чернил. Тебе повезло?На обороте листа Висенте нарочно безграмотно написал: «Пре глашаиу тибя напразник к моей мати ри зафтра вечерром. Преди». Мириам смешно, но сердце вдруг гулко стучит у нее в груди.
— Здесь адрес, но он не указал время, — говорит Мириам, показывая Ноэми листок бумаги. — Как считаешь, что мне делать? Не хотелось бы опоздать или прийти раньше времени.
Ноэми узнает все сразу: и что сестра влюблена в поэта, и что он красавец и устраивает вечеринки в доме матери.
