Михаил Найман - Плохо быть мной
— Это больше подсознательное, — влезает сбоку облезлый чувачок. — Фрейд говорил, что внутри нас кипят скрытые желания. То, что мы не знаем о самих себе. Отделенные от нас невидимой чертой. Это и есть подсознательное.
— Ты не мог бы на подсознательном пойти ограбить вон тот киоск и принести мне на подсознательном деньги? — говорит Стиви. — Или просто пойти и купить мне выпить? На подсознательном, на сознательном — мне пофигу.
— Если я на подсознательном пересплю с твоей подружкой, ты ничего не будешь иметь против? — Это Мрачный Билли, он лежал в точно такой же позе, как когда Салих подвел нас к нему. Он пролежал так со времен сотворения этого штата с этим пляжем. Я перевернулся в его сторону.
— Мы тут с парнями придумали прокрутить песню по радио, чтобы она послужила сигналом к взрыву, — с важностью завел Мрачный Билли свою историю про теракт. Может быть, одну-единственную, которую он рассказывал всем на этом пляже.
— Что за песня? — спросил я и на этот раз.
Мрачный Билли, довольный, что на него обратили внимание, посмотрел на меня с полубезумной хитрецой.
— Не важно. Хотя бы «Блюз Фольсомской тюрьмы» Джонни Кэша, что тогда? «Я застрелил человека из Рено»…
— «Только затем, чтобы посмотреть, как он умрет», — закончил я. — Любимая песня моей девушки. Не дерьмо песня, я был неправ, — сказал я больше самому себе.
— Подойди-ка сюда, Стиви! — сердито кричит метрах в двадцати седеющий растаман. Это и есть Папа Блэк.
— Что тебе? — добродушно отзывается Стиви.
Папа Блэк с преувеличенной властностью делает жест, как когда подзывают к ноге собаку.
— Иди сюда! — чуть не рычит он.
Стиви беззлобно хохочет, мне перестает быть неуютно.
— Пошли посмотрим, что нам могут предложить растафарианцы старой школы, — бросает Стиви на ходу.
Я иду, но останавливаюсь в нескольких шагах.
— Ты знаешь, как в этом бизнесе, Стиви, — говорит старый Папа Блэк. — Сначала просто трахают, потом снимают в порно, потом, когда она начинает выглядеть хуже, отдают в проститутки. А чтобы не ушла, подсаживают на дрянь. Этого я и боюсь. Я с сестрой не общаюсь, но, как ни верти, родственница.
— Вы из одной семьи, мать вашу! — орет Стиви, пытаясь выразить сочувствие и не вникая в смысл собственных слов. — Она тебе родная сестра или что? Это правда, что Алим выкрал ее у тебя?
— Мы с сестрой разошлись из-за несовместимых взглядов на жизнь, — объясняет раста. — Этот бешеный выкрал ее позднее. Но корни — мощнейшая вещь, их не выбирают.
Он мусульманин. Он может обратить ее. Я не особо верующий, но иметь мусульманку в семье — перебор.
— Сестра как-никак, — твердит Стиви, показывая, что входит в положение Папы Блэка.
— Ты его хорошо знаешь, ты его клиент. Съезди к нему! — с неожиданной решительностью сказал Папа Блэк. — Скажи, что я буду поставлять ему товар со скидкой. И вообще, мы с ним поведем все дела дешевле. Попроси, чтобы он отпустил сестру, пока с ней не случилось что-то совсем уж поганое. Сделай это, Стиви!
— Как я могу? — стал отнекиваться Стиви. — Он абсолютно чумовой. Убивает за героин, держит девок в черном теле. К таким мазафакерам не в гости ездить, а, наоборот, держаться на приличном расстоянии.
— Сделай доброе дело, помоги черному брату, — сказал Папа Блэк повелительным голосом. — Уболтай этого гангстера. — Тут он оскалился. — Ты же не хочешь узнать темную сторону Папы Блэка?
Стиви сник.
— Ну, если ты так настаиваешь… — Он явно боялся гангстера. — Поедешь со мной, Миша? — спросил уныло. — За компанию?
— Я не против, — отозвался я. — Я слышал об этом Алиме. Интересно будет посмотреть.
— Можешь прихватить этого невменяемого с собой, — сказал Папа Блэк, глядя мимо меня.
Впервые за время нашего знакомства Стиви выглядел потухшим.
* * *Я брел на встречу со Стиви мимо нагретых, как утюги, зданий. Зданий, раскаленных настолько, что можно было запросто обжечься. Я сел на скамейку на автобусной остановке, где мы договорились встретиться. За моей спиной гнал свои волны океан. Но в нем не было влажности, в нем нельзя было освежиться. От него исходила та же сухость, что от асфальтового шоссе передо мной. Над водой неслышно летали чайки — мрачные, наполовину зажаренные.
У остановки встал автобус. Через затемненные стекла были видны пассажиры, прилипшие к сиденьям, как мухи к клейкой бумаге. Как мухи, ожидали они конца, делая вялые движения, заведомо зная, что приговорены. Только один потрепанный негр уперся лбом в окно, словно ища прохлады у тонированного стекла, несогласный с жарой. С презрением глядел он на раскаленную рекламу за окном. На рай, изготовленный человеком; на ад.
— Миша! — окликнул меня Стиви из раздолбаной тачки.
Я сел. Он указал на здоровый мобильник у лобового стекла.
— Видишь, Папа Блэк одолжил машину и мобильный телефон. Теперь у нас все как у людей. Только машина угнанная. Вот он и сплавил ее мне. Ты хоть представляешь, к кому мы едем? — перебил он себя. — Он вломился в заброшенное здание. Оно пустое, но он поселился на верхнем этаже. В подвале пытает должников. Говорят, и трупы там же закапывает. Серьезные люди платили серьезные деньги, чтобы зарыть там труп, который ищет полиция. Вот в какие гости мы рулим!
— Он правда хочет обратить сестру Папы Блэка в мусульманство? Он араб или кто? Откуда родом?
— Где больше всего героина, оттуда он и родом, — сказал Стиви.
— Наверное, в Афганистане.
— Значит, наш клиент из этой дружелюбной страны. Он мусульманин, потому что обязывает положение. У меня знакомый из Ирака. Ревностный мусульманин, у ревностных торговля идет бойчее. — Стиви переключил тональность и занудил. — Сейчас бы могли пилить в Нью-Йорк. А тащимся искать свою смерть перед самым отъездом. Может, все бросим и мотанем в Нью-Йорк сию секунду? — Он оживился. — Машина есть. Давай до первого съезда — и по хайвэю!
— А как же Эстер?
— А что? Прихватим наших половинок! Ты Эстер, я Бетси. Хотя лучше без них. Зачем нам девки? Открыть тебе правду, Миша? Любая женщина — это змея. Без исключения.
— Премся к самому мазафакинг мазафакеру из всех мазафакинг мазафакеров, — варьировал Стиви тему. — Он татуировку на лбу сделал какому-то сутенеру за то, что сестра Папы Блэка отравила клиента. Вот кого мы сейчас спешим выручать, Миша! Девку, которая сама, считай, убийца.
— Видел я эту татуировку. «Ненавижу ниггеров».
Стиви посмотрел на меня с уважением.
Мы подъехали к месту. Дом, около которого припарковались, был самая настоящая развалина. Ни одной обитаемой квартиры. В одном окне на третьем этаже, несмотря на день, горел свет. Мы поднялись. Мрачные узкие коридоры, обшарпанные стены, лестницы без перил. Мы вошли в квартиру. Большую, в несколько комнат. Все, кроме одной, были совершенно пустыми, голыми. В этой — две подушки на полу. На одной из них сидел, стало быть, Алим.
В нем ощущались выносливость и физическая сила. Бородка и черные брови делали его облик даже не благородным, а чуть ли не одухотворенным. Меня поразило спокойствие его лица — я бы сказал, чистота.
— Что нового на горизонте, Алим? — обреченно спросил Стиви. Обреченно, удрученно.
Алим закрыл глаза и поднял ладони кверху. Огладил ими лицо, словно втирая в себя внутреннюю отрешенность.
— Погано, примерно так обстоят дела, — ответил он. — Проститутки работают как при коммунизме. Все равно, что бесплатно. Сутенеры даже не при коммунизме, а просто как обленившиеся твари.
— Ты приказал одному из них сделать татуировку на лбу. Я не ошибаюсь? — Я спросил без вызова, без подначки. Мне было интересно, что он ответит.
Алим пронзил меня взглядом.
— Кто тебе сказал? — скрежетнул его голос. Он повернулся к Стиви. — Что за фигню гонит твой приятель? Зачем он пришел? Напрягать меня? Кто он?
— Мудрый русский парень, — откликнулся Стиви без всякого энтузиазма. — С душой у него все о’кей. Со всем остальным, правда, не ахти.
— Найти бы девку, из-за которой пришлось сделать татуировку, — сказал Алим. — На меня наехать могут из-за этой суки. Найду — убью!
— Она, похоже, его не убивала, — снова высунулся я.
Алим опять хищно уставился на меня.
— Ты куда лезешь? Ты знаешь эту тварь? Если знаешь — говори. Если нет — держи рот на замке. Откуда нарисовался твой дружок, Стиви? Что он себе позволяет? — И вдруг совершенно неожиданно запустил: — Подожди, вот скоро провернем грандиозную штуку. Взорвем всю Калифорнию вместе с кинозвездами из Беверли Хиллз. Прикончим и не таких, как этот, — он мотнул в мою сторону головой. — Ты что думаешь: Лос-Анджелес — единственный город, который можно запалить? — Он сказал это мне одному.
