Михаил Найман - Плохо быть мной
Те схватились за головы от восторга.
Мы находились всего в двадцати милях от Штатов, но Америки здесь не было и следа.
Мы уселись в баре недалеко от центральной площади. Было решено пить текилу, раз уж мы в Мексике. Я действительно был сам не свой. Третий лишний. В двух столиках от нас сидел местный парень с бумбоксом рядом с довольно потертым американцем. Из их магнитофона раздавался испанский рэп.
— О чем рэпуют? — спросил американец соседа. — Переведи.
Тот не ответил. Мрачно разглядывал за окном кафе здоровенного амбала. Весь в черном, тот ходил по улице, как стражник, туда-сюда.
Эстер подняла стакан.
— За нас! — произнесла она.
— Ура! — самозабвенно крикнул я.
Я испытывал желание подчиниться обстоятельствам. У меня пропало всякое чувство соперничества, я был раздавлен. Эстер с Салихом смотрели друг на друга, не отрывая взгляда, и курили. Вдруг она произнесла фразу Умы Турман из «Криминального чтива». Ту, что сказала героиня Умы, отправившись на свидание с героем Траволты:
— Ты это, наверное, тоже ненавидишь? Неловкое молчание? — Она продолжила цитировать «Чтиво», пристально глядя на Салиха, точь-в-точь как Ума. — Почему обязательно надо трепать языком о всяком дерьме для того, чтобы чувствовать себя спокойно? Вот как можно понять, что ты действительно нашла кого-то особенного. Это когда молчишь в тряпочку минуту и не чувствуешь неловкости. — Эстер засмеялась. Она успела захмелеть.
Салих с той развязной интонацией, какая бывает у пьяного, когда его потянуло на откровенность, произнес:
— Могу все бросить и пойти вслед за одной девушкой, которую я недавно встретил. — Он как будто продолжал разговор, который шел у них давно.
Эстер насмешливо прищурилась.
— Люблю неугомонных, — произнесла она с легким презрением. Это был их особый разговор. Неожиданно она сказала чуть заплетающимся языком: — Я хочу попросить у Миши прощения. Прости меня, Мишенька! — Подняла стакан и выпила до дна.
— Что это ты? — спросил я. Выходка мне не понравилась.
Она повернулась к Салиху.
— Я бы осталась жить в Мексике. Здешний дух мне ближе американского.
— С чего ты вздумала просить у меня прощения? — повторил я. — Мы пришли сюда веселиться и выпивать.
Ливиец попробовал поддержать меня.
— За что будем пить?
— За Мишу! — мгновенно откликнулась Эстер.
Салих охотно согласился.
— За Мишу! — воскликнул он. — Только сейчас как следует понял, что это за необычный и редкий парень.
Оба наперебой стали произносить за меня тосты, чокаться и перечислять мои достоинства. Как будто они знают друг друга давно и внезапно пришли вместе к открытию, что мной стоит восхищаться. Я стал нитью, которая их объединяла.
— Прошу прощения, леди и джентльмены, — галантно произнес Салих. — Вынужден отлучиться. — Он пошел в туалет.
— Если ты уйдешь к Салиху, я тебя убью, — сказал я, достаточно уже опьяневший. Кивнул на паренька с бумбоксом. — Уже договорился с этим пацаном. За пакетик крэка он вас обоих грохнет. Тебя и твоего диссидента.
— Дурак!
— Я пошутил, — сказал я.
— Все равно дурак. Идиотская шутка.
— У тебя что, правда это на уме? Я вообще-то шутил. Ты правда собираешься уйти к нему?
— Мишенька, долго ты будешь меня мучить?
Я разозлился.
— Все мерзко! И здесь отвратительно! Тебя я люблю больше всех на свете, но и ты… Как тебе здесь может нравиться?
Эстер пожала плечами.
— Дешевая текила, — ответила она. — Что здесь может не нравиться?
— А мне кажется мерзким, — повторил я. Я схватил ее за руку. — Давай уйдем отсюда! — Она смотрела на меня без всякого выражения. Немного, как на чужого, незнакомого человека. — Просто свалим. На берег океана. Чтобы пусто и никого. Чтобы стало наконец спокойно… Почему ты меня не любишь? — перебил я себя.
Она схватилась за голову.
— Кто тебе сказал такое? Господи, Миша, почему у тебя всегда все с таким надрывом?
— Про что рэпуют твои ниггеры? — спросил у этого с бумбоксом американец во второй раз. — Переведи.
— Про то, какое мы все дерьмо, — отозвался тот. — Уверен, если бы у этого рэпера был шанс заняться отстрелом белых, парнишка отложил бы микрофон в сторону и принялся за дело, не задумываясь.
— Эстер, уйдем! — начал я снова. — Просто ты и я.
— Дерьмо, — мрачно повторил сосед. — Жаль, у меня нет пистолета, а то бы я также принялся всех отстреливать. Как этот рэпер. — Какое-то время я слушал, как он матерится.
Эстер встала и пошла прочь.
— Куда ты? Я хочу с тобой.
— Я к бару.
Я поймал ее за локоть.
— Эстер, — торжественно сказал я. — Хочешь стать моей женой? Выходи за меня замуж! — Я стоял, покачиваясь, и глупо улыбался.
— Как можно испоганить даже такое? — Она заплакала.
— Но я ведь правда.
— Мишенька, заткнись, ладно?
К нам подошел Салих.
— Пошли отсюда, — сказала ему Эстер. — Мне вполне достаточно спектаклей на сегодня.
Я смотрел им вслед. Меня даже не волновало, что я остаюсь один в незнакомом городке в Мексике.
— Какие мы все дерьмо! — повторил парень с бумбоксом еще раз. Он сидел, опустив руки, и горько качал головой.
Я обратился к нему:
— Слушай, у вас в Мексике, говорят, дешевый кокаин. Даже когда я жил у себя дома, там поговаривали, что в Мексике он обалдеть какой дешевей. Говорят, он тут самого высокого качества.
— Рэп — вот что у нас дешевое, — ответил парень. — Самая что ни на есть фигня. Этот рэпер еще будет мне говорить, какое мы тут все дерьмо. Будто я не знаю это без него. Слушай, мы тут решили записать что-то наподобие хип-хопа. У тебя вроде крутой акцент. Может, поучаствуешь? Сделай свой репрезент. Ты откуда?
— Из России.
— Круто! Русский репрезент! — Парень перемотал пленку на начало кассеты. — Попробуй, — сказал он. — Хоть ты исправь настроение.
Он нажал кнопку «запись» и поднес ко мне магнитофон.
— Эстер, — произнес я в микрофончик. — Если ты все-таки решишь уйти от меня, я хочу попросить тебя об одной вещи: не уходи окончательно! Если ты не хочешь, чтобы мы были любовниками, позволь мне просто быть в одном с тобой пространстве. Я люблю тебя больше, чем любовницу, и потерять тебя мне страшнее, чем только возлюбленную. Если хочешь, я стану тебе братом, другом, хоть компаньоном. Видишь, я готов просить у тебя милостыню. Какая у нищего может быть гордость — верно, милая?
Он возмутился.
— Что за хрень! Запорол мне кассету, гад! Бери теперь эту мутотень себе. Мне эта фигня не нужна, так же как ты той девке, которую только что умолял тебя не бросать. — Он показал на огромного парня, который все это время ходил туда-обратно перед кафе, как часовой. — Вон чувак, у которого можно затариться кокаином. Если нужен кокаин, обращайся к нему. А если кому требуются дерьмовые репрезенты, то за этим обращайся в Соединенные Штаты. — Он мотнул головой в сторону дороги, по которой приехали мы с Эстер и Салихом. — Все дерьмо к нам закачивают оттуда. Недаром ты прикатил из Штатов, чтоб выдать такой дешевый репрезент.
Я положил кассету в карман. Вышел из кафе и подошел к амбалу, который светился перед входом.
— Сколько тебе надо? — спросил он на нечистом английском, даже не взглянув в мою сторону.
Если честно — я не хотел кокаина. Я все слушался непонятных правил моего английского прошлого, которые сам себе поставил. Но в Мексике надо служить мексиканской идее. Мне казалось, английские друзья не простили бы мне, узнай они, что я был в Мексике и не отоварился кокаином.
— Слышал, у вас тут в Мексике дешевый кокаин, — проговорил я опробованную фразу. — Даже в России утверждают, что он у вас тут высшего качества.
— Деньги сейчас отдашь мне, — лениво перебил меня наркоделец. — А чувак за углом передаст тебе дозу.
Он оборвал себя на полуслове и начал уходить в переулок. Я увидел, как он бросил на землю мешочек с белым, который так и остался лежать посередине улицы. Два копа в черных фуражках с желтыми звездами следовали за парнем. Наркоделец уходил в переулок. Копы шли за ним. Пакетик, по всей видимости, они не заметили.
Какое-то время я стоял в нескольких шагах от него. Потом я будто со стороны увидел, как с пакетом в руке несусь прочь от кафе. Я знал, что меня никто не преследует, но мне было так же страшно, как будто за мной гналось жуткое чудище. На центральной площади городка перед собором я увидел Эстер. Она сидела, свесив голые ноги в воду фонтанного бассейна. Салих устроился рядом. Эстер чем-то походила на скульптуру католической святой у фонтана. Только гораздо более сексуальная.
Одного брошенного на меня взгляда было достаточно, чтобы она увидела, в каком я состоянии.