Первый встречный - Евгений Петрович Василёнок
Одним из тех двоих был Микола. Он и в самом деле не имел тогда никакого отношения к железнодорожному транспорту. Просто он, студент финансового техникума, подрабатывал в ту ночь с одним из своих сокурсников на выгрузке вагонов и, закончив работу, зашел с ним сюда подкрепиться. Винегрет оказался им как раз по карману. Впоследствии, уже став машинистом, Андрей убедил Миколу пойти работать на паровоз, в его бригаду. Так Микола, совершенно неожиданно для себя, стал паровозником.
— До воскресенья,— сказала она тогда, наверно, просто для того, чтобы он побыстрее ушел домой.
Но он в воскресенье пришел…
Так они стали мужем и женой,— правда, не в то воскресенье.
Что же было тогда? Любовь? Смешно.
А все же?..
Андрей продолжал наблюдать за Верой. Знает ли она об этом? Наверно, знает. Андрею иногда начинало казаться, что она всегда все знает о нем — и чем занят, когда находится даже в другой комнате, и чего хочет в каждую данную минуту, и даже о чем думает.
Но по-прежнему быстро мелькали спицы в ее тонких и таких нежных, теперь постоянно чем-то занятых пальцах. Она вся ушла в работу, дает ему возможность хорошенько отдохнуть на берегу этого чудесного моря. Напомнила вот только, что взяла билеты в кино, и опять не мешает ему отдыхать. Да, она заботливая жена. Во всем, даже в билетах, ведь он постоянно занят.
И все же…
Неужели не было и первого раза?..
Но почему ему хорошо с ней,— всегда было хорошо, начиная с того воскресенья и по сей день? Кстати, сегодня тоже воскресенье…
Постой, постой, а было ли ему хорошо всегда? Именно всегда?.. И счастлив ли он? Да, счастлив ли?..
А, чепуха какая-то лезет в голову!.. Надо ли, в самом деле, задавать себе подобные вопросы! Потому что кто знает совершенно определенно, что такое счастье?.. В чем оно?..
— Снова я дал маху, Андрей Степанович,— сказал Микола.
— А?..— встрепенулся Андрей.
— Встретил я было нашего «зайца»…
— Генку? Здесь?
— Да он опять, чертов сын, убежал от меня.
— У него кошка с мышкой, вот! — поспешил вставить Витя.
— Доктором нашим почему-то интересовался,— сказал Микола.
Андрей задумался.
6
За рулем бежевого «Москвича» сидел Рахуба. Рядом с ним Наталья Петровна. На заднем сиденье развалился Павел Артемович.
Машина мчалась по ровному, недавно залитому асфальтом шоссе в Минск. Позади остались Ждановичи, Масюковщина, проносятся корпуса радиаторного завода.
Павел Артемович только что рассказал очередной пикантный анекдот, и они с Натальей Петровной долго и заразительно смеялись. Рахуба молчал, сосредоточенно ведя машину. Когда смех наконец утих, Рахуба глухо сказал:
— Послушай, юридическая консультация, дай мне справочку.
— Все на дармовщинку хочешь,— опять засмеялся Павел Артемович; обращение Рахубы чем-то перекликалось с только что рассказанным анекдотом.— Давай лучше баш на баш. Я тебе справочку, ты мне язвочку.
Довольный своей шуткой, Павел Артемович загоготал пуще прежнего.
Но Рахубе не до шуток и тем более не до смеха.
— Например, так. Освободили, скажем, человека из тюрьмы. А потом что с ним делают?
— Как это что? Содействуют. Прописывают. Устраивают, если окажется в этом необходимость.
— Куда устраивают?
— Чудак, не в тюрьму же опять. На работу, конечно.
— А профилактика где? В смысле, как бы чего не случилось?
— Законом не предусмотрено.
— Напрасно. Выходит, не нужно оберегать общество от возможных рецидивов?
— Освобожден — значит, свободный. И все тут. А тебя, собственно, почему это интересует?
— Да так, между прочим.
— Тогда слушай лучше еще один свеженький анекдотик. Пальчики оближешь.
Павел Артемович принялся рассказывать, но Рахуба совсем не слушал его, тем более что машина запетляла по улицам города и надо было быть очень внимательным,— Иван Харитонович водитель не ахти какой, недаром на переднем и заднем стеклах его машины стоит по жирному восклицательному знаку.
На следующий день, прежде чем идти в поликлинику, Рахуба направился в милицию. К начальнику отделения его пропустили без очереди — Ивана Харитоновича знали и здесь.
У начальника был очередной посетитель, да в сторонке сидел мрачного вида участковый уполномоченный, которого Рахуба частенько встречал на своей улице. Дождавшись, когда уйдет посетитель, Иван Харитонович приступил к своему делу. Вначале его несколько смущало присутствие участкового, но потом он решил, что это даже к лучшему.
Иван Харитонович обстоятельно рассказал, что вчера он с женой и другом дома,— прекрасным, между прочим, человеком, великолепным рассказчиком и тонким специалистом в своем деле,— так вот, вчера он был на Минском море с целью отдохновения от трудов праведных и вообще наилучшего времяпрепровождения. Все было бы хорошо, да вот беда — встретил он там подозрительного человека, о чем и считает необходимым, в качестве своего прямого долга, просигнализировать.
— Сигнал, стало быть? — изучающе посмотрел на Рахубу начальник милиции.
— Да, да, я в смысле сигнала.
— Приметы? Какая на нем одежда?
Рахуба замялся.
— Я его… понимаете, голым видел.
Открылась дверь, и в кабинет вошел Андрей Бережков. Поздоровался со всеми.
— По делам дружины, конечно? Присаживайся пока,— сказал ему начальник милиции. И снова обратился к Рахубе: — Так какие же приметы? Например, рост?
Рахуба поднялся. Показал себе на грудь.
— Вот так примерно. По селезенку.
Начальник милиции тоже притронулся рукой у себя к этому месту.
— А я думаю, что это у меня тут побаливает. Выходит, селезенка. Отлично. Цвет волос?
Рахуба потрогал себя за лысую голову,
— На себе иллюстрировать не имею возможности. Цвет, как бы вам поточнее выразиться, примерно спелой ржи.
— Глаза?
— Кажется, голубые.
— Небесного, так сказать, цвета? Так это ж херувим какой-то, а не преступник. На медвежатника не похож. На домушника тоже. Номенклатура не та.
— Нет, он вообще-то не вор,— поспешно заявил Рахуба.
— Откуда вы знаете?
— Нет, я, конечно, не утверждаю,— еще более поспешно сказал Рахуба.
— Чем же он вас напугал?
— Нет, нет, вы поймите меня правильно. Я ведь в смысле сигнала. В смысле профилактики. Зная, что товарищ, так сказать, сидел. По статье… Одним словом, за поджог.
— Хорошо, товарищ Рахуба, будем иметь в виду. До свидания, товарищ Рахуба.
— Всего доброго. Счастливо оставаться.
Рахуба раскланялся со всеми и направился к выходу.
— Простите, а адресок ваш какой будет, на всякий
