Татьяна Ларина - Евгений Петрович Василёнок
Но почему же ее охватила тревога именно в тот момент, когда молодой человек брал деньги, когда клал их в карман? Тревога ведь почему-то была, это Татьяна отлично помнит. Возникла она и еще раз, когда он выходил из сберегательной кассы на улицу. Видимо, где-то подсознательно, в каком-то уголке мозга отразилась разница в цветах, интуитивно зафиксировалось, что деньги были не те какие нужно…
— Послушай, значит, ты ничего определенно не знаешь? — проговорила Нина Ивановна.
— Определенно не знаю… Но вот что-то мне показалось, будто так оно и было.
Зина, которая все еще вертела в руках аккредитив, вслух прочитала:
— Воронов… Федор Федорович Воронов…
— Эдак и напраслину на человека недолго возвести,— сказала Нина Ивановна.
Они помолчали.
— Надо его найти,— подала наконец мысль Татьяна.— Найти и спросить. Может, он и сам, если что и было, ничего не заметил. Помните, он все время говорил о Титове. Что он его земляк, что он тоже с Алтая. Надо найти и спросить. И если что такое, он сразу и отдаст.
Нина Ивановна и Зина по-прежнему молчали.
— Правда, он отдаст. Это же не его деньги, а чужие. Даже не чужие, а государственные. Почему же он не отдаст? Если хотите, я помогу искать. Вот завтра с утра и пойдем, завтра ведь выходной. А то и сегодня, ведь еще не поздно.
— Где ты его найдешь…— проговорила Нина Ивановна.— Он ведь приезжий.
Зина наконец встала со стула.
— Никого не надо искать,— решительно заявила она.— Что с воза упало, то пропало.
Она вынула из сумочки сберегательную книжку, развернула ее и бросила на стол Нине Ивановне.
— Нина Ивановна, снимите, будьте добры, семьдесят пять рублей. Я сейчас заполню расходный ордер.
Торопясь, Зина схватила с барьера бланк и стала быстро писать на нем. Потом схватила второй, потому что первый, видимо, испортила.
— Еще останется восемь рублей,— с грустной улыбкой сказала Зина, отдавая ордер Нине Ивановне.— На развод. Или… на разведение… Как правильно?
Татьяна стремительно подошла к Зине, заглянула ей в глаза.
— Давайте пополам. У меня тоже есть деньги, я собирала, правда.— Голос у Татьяны дрожал, и она боялась, чтобы не расплакаться.
— Ничего, моя девочка, ничего,— тоже дрожащим голосом сказала Зина.— Подумаешь, не съезжу один раз на курорт. Ничего страшного.
Татьяна все же не сдержалась, глаза ее повлажнели.
— Ну вот еще! — недовольно сказала Зина.
И сама порывисто отвернулась, пряча лицо от Татьяны.
Когда приехал инкассатор, они тихонько сидели рядышком, и глаза у всех троих были красные. Но инкассатор этого не заметил, а может, только сделал вид, что не заметил.
— Порядочек, девчатки! — весело сказал он.— Давление нормальное, влажность семьдесят процентов, температура восемнадцать градусов по Цельсию. Так что еще полетаем, а?
— Полетаем, кто же говорит, что нет,— как ни в чем не бывало ответила Зина.
Забирая мешок с деньгами, инкассатор сказал:
— Это же надо, такие богатые невесты здесь обитают! Жаль, поспешил жениться.
Он каждый день говорил одни и те же слова, и сам потом хохотал во весь голос. Захохотал он и сегодня. Обычно Зина отвечала ему какой-нибудь шуткой. И сегодня она тоже ответила, но никакой шутки у нее не получилось.
— Да уж богатые, как же. Вот целыми восемью рублями владеем.
Инкассатор ничего не понял, но пускаться в разговоры у него не было времени, поэтому он только пристально посмотрел на Зину и направился к машине.
Прощаясь на улице с Зиной и Ниной Ивановной, Татьяна совсем не знала, что говорить, как держать себя. У нее было такое чувство, будто это она виновата в том, что случилось. И вину эту ей уже ничем не загладить.
Зина дотронулась рукою до ее локтя. Действительно, прикосновение Зининых пальцев было очень нежным.
— Прощай, Татьяна Ларина,— мягко и проникновенно сказала Зина.— Не хочется верить, что мы расстаемся навсегда. Ты когда поедешь в техникум?
— Наверно, послезавтра.
— Желаю тебе счастья. Много и надолго.
— Спасибо. Большое спасибо. И вам того же желаю.
Они обнялись. Татьяна чуть-чуть не разревелась. Она, совершенно не привычная к ласкам, ткнулась носом в Зинину щеку и почувствовала себя неловко. Щемило в горле не могла вымолвить ни единого слова.
Обнялись и с Ниной Ивановной и тоже пожелали друг другу счастья.
А потом они долго стояли, переступая с ноги на ногу, кивали головами и опять прощались:
— Как говорится, гора с горою…
— Известно, чего в жизни не бывает…
— Может, еще и встретимся когда, правда…
Наконец они разошлись. Первой повернулась и пошла Зина. Потом тронулась с места Нина Ивановна. Она сразу перешла на другую сторону улицы, чтобы завернуть за ближайший угол,— так, видимо, ей было ближе к дому.
Татьяна подалась в противоположную сторону. Шагов через пять или шесть она оглянулась. И в этот миг оглянулась и Зина.
— Мы еще прыгнем, правда? — крикнула Зина.
Татьяне нестерпимо захотелось побежать назад к Зине, догнать ее и идти рядом, вместе. Но Зина завернула за угол и исчезла из виду.
Расставание всегда вносит в душу грусть. А это расставание девушек было особенно печальным. Случилось так, что у Татьяны было не так уж много людей, к которым она чувствовала близость, и совсем неведомо было ей чувство родства. Не дано ей было изведать братских и сестринских чувств. А вот к Зине, сама не понимая почему, у нее появилось это чувство. Хотя они и мало бывали вместе кроме как на работе, и им почти не приходилось говорить откровенно, сердечно, Татьяне почему-то казалось, что если б и была у нее сестра, то этой сестрою могла быть только Зина. Такого чувства Татьяна раньше не знала. Теперь оно появилось, а уже надо расставаться.
Было обидно и больно.
В столовой Татьяне удалось пообедать довольно быстро, народу было мало. Люди сегодня словно забыли о еде.
Зато как шумно было на улицах! Наверно, сегодня все дома в городе опустели. Едва Татьяна вышла из столовой, как сразу очутилась в пестром людском водовороте. Пришлось подчиниться его течению.
Никакого определенного плана у нее не было. Что делать дальше, чем занять сегодняшний вечер, Татьяна просто не знала. Она подумала, что стоило бы, пожалуй, сходить в универмаг и еще раз полюбоваться черным пан-бархатом, еще раз убедиться, что он все же прекрасен. Но универмаг,
