Татьяна Ларина - Евгений Петрович Василёнок

Евгений ВАСИЛЁНОК

ТАТЬЯНА ЛАРИНА

Повесть

Странное дело, очень странное: с самого утра сегодня в сберегательной кассе было почему-то очень мало посетителей, совсем не так, как обычно. Это тем более удивляло Татьяну, что сегодня — воскресенье. А в праздник, как известно, у человека одна забота — как бы что купить, как бы истратить деньги. Для этого сначала надо забежать в сберкассу, заполнить расходный ордер и получить на руки определенную сумму. А поскольку всем сразу денег не выдашь, создаются очереди.

Сегодня все было не так. Касса пустовала. Посетителей Татьяна могла буквально пересчитать по пальцам.

Первым, как только Татьяна распахнула двери сберкассы, вошел юркий мужчина в расстегнутой вышитой рубахе и в темных очках. Он торопливо схватил с барьера ордер и стал быстро заполнять его, но не расходную сторону, а приходную. Заполнив, он так же торопливо вытащил из кармана белых чесучовых брюк завернутую в газету пачку денег, быстро пересчитал и, когда отдавал их кассирше Зине, почему-то оглянулся. Рука его при этом задрожала. А может, это только показалось Татьяне?.. Взяв у Зины свою сберкнижку, мужчина проверил правильность записей и направился к выходу с видом человека, честно и до конца исполнившего свой долг. За все это время он так и не снял ни на минуту темных очков, хотя в помещении было не слишком светло: окна выходили на северо-запад, и перед ними росли развесистые липы с густой зеленой листвою.

Минут, наверно, через двадцать сберкассу посетила старушка с подслеповатыми глазками. Она была в латанных-перелатанных обносках, но на книжке у нее оказалась такая сумма, что Татьяна, заглянув в карточку, даже растерялась. Старушка получила проценты за прошлый год и тут же заспешила на улицу, словно боялась, что в сберкассе передумают и отберут у нее эти проценты. Словоохотливая кассирша Зина рассказала Татьяне, что деньги на книжку старуха положила сразу после войны,— правда, тогда она была еще далеко не старухой,— и с того времени не взяла и не положила ни копейки, а лишь снимает ежегодно проценты, и немалые, но делает это почему-то не в начале года, как некоторые, а в августе, даже в один и тот же день — шестого числа.

— А может, она на курорт на эти проценты ездит,— пошутила их начальница Нина Ивановна; она держала в одной руке маленькое круглое зеркальце, а другой старательно подкрашивала пухлые чувственные губы.— Зачем же еще нужны женщине деньги летом?

Кассирша Зина громко рассмеялась, а Татьяна подумала: «Здесь, в сберкассе, каких только людей не увидишь и чего только не услышишь!»

За два часа, что прошли с момента открытия сберкассы, приходили еще несколько человек, но по сравнению с другими днями это было так мало, что Татьяна и Зина, да и Нина Ивановна тоже, стали все чаще поглядывать на двери, теряясь в догадках, что такое сегодня стряслось с посетителями, почему они изменили своим давнишним привычкам. Наконец Зина не выдержала и, пожимая плечами, высказала предположение:

— А что, если сегодня какой-нибудь необыкновенный праздник, а мы его прошляпили, а? Может, чей-нибудь день, ну, скажем, полярников или, наоборот, киноактеров?

Нина Ивановна тоже пожала плечами, а Татьяна снова подумала: «А как оно, интересно, будет в нашей сберкассе через десять лет?.. А через двадцать?.. Больше будет людей или, наоборот, меньше?»

И тут же улыбнулась сама себе: «Гм, в нашей сберкассе…» Вот и она употребила это слово — «наша», как давно употребляют его Нина Ивановна и Зина. Что они работают здесь уже по нескольку лет. А она? Сегодня у нее последний день практики. Завтра Татьяна сюда уже не придет. И не только завтра, а и никогда вообще. После окончания техникума в будущем году ее пошлют куда-либо в другой город, и ни Зины, ни Нины Ивановны, ни самой зтой сберкассы Татьяна и в глаза не увидит. Выходит, никакая она не «наша», она — ихняя. Чужая. Совсем чужая.

Правда, за время практики Татьяна успела привыкнуть к ней, да и Нина Ивановна с Зиной нравятся девушке, она даже привязалась к ним, особенно к Зине. И Татьяне, вероятно, будет немножко грустно расставаться со всем этим. Но пройдет время, и все, как любит говорить ее подруга Шура Зворыкина, быльем порастет. Появятся новые люди, новые интересы, и, возможно, только иногда вспомнится нынешняя практика — вспомнится, чтобы тут же забыться.

Впрочем, нет: кое-что она все же будет помнить долго, даже очень долго! Потому что именно здесь, в этом городе, за время практики в этой сберкассе, Татьяне удалось наконец осуществить свою давнишнюю мечту. Может, кто и посмеется над ее мечтой, но Татьяне совсем не до смеха. Ей уже давно хотелось приобрести одну вещь — длинное вечернее платье из черного панбархата, точно такое, какое она видела на одной женщине в театре. Оно было необыкновенное, то платье, прямо-таки сказочное. Татьяна с тех пор ни о каких других нарядах и думать не могла. Правда, ей приходилось видеть и другие шикарные платья, и все же то, первое, не шло ни в какое сравнение, оно постоянно стояло у Татьяны перед глазами и даже иногда снилось ей. Вот бы надеть такое платье и показаться в нем в театре, пройтись по фойе!..

Татьяна жила на одну стипендию, так как была круглой сиротой. И потому вначале ей казалось, что мечта ее так и останется мечтою, по крайней мере до тех пор, пока она не окончит техникум и не получит работу. Но постепенно мысль о сказочном наряде все сильней и сильней овладевала ею, и наконец наступил день, когда Татьяна сказала себе, что она непременно должна сшить такое платье, чего бы это ей ни стоило.

Единственный путь к достижению этой цели — строжайшая экономия. Что ж, она будет экономной. Каждая копейка была теперь на учете. Татьяна отказалась от многого, даже в кино перестала ходить. Это, пожалуй, была самая большая жертва с ее стороны, потому что она очень любила смотреть картины и обычно не пропускала ни одного нового фильма.

Но на что только по пойдешь ради мечтыI

Экономия досталась Татьяне не легко, ибо по своей натуре она не принадлежала к людям скупым или просто бережливым. Девушка жила, как жилось. И часто бывало так, что она не умела, да и не пыталась распределять деньги на все тридцать дней. Но это ничуть не огорчало ее. «Ничего, зато через недельку я шикну»,— говорила себе и таких случаях Татьяна.