Татьяна Ларина - Евгений Петрович Василёнок
Целый год такой строгой экономии дал, конечно, свои результаты. В сверточке, который Татьяна хранила на самом дне чемодана, лежала уже довольно значительная, по ее мнению, сумма. И все же этой суммы пока не хватало, чтобы приобрести отрез панбархата. Тут весьма кстати пришлась практика. Именно за время практики в сберегательной кассе, получая кроме стипендии еще почти столько же, Татьяна смогла доложить в сверточек как раз то, чего ей недоставало.
Сегодня у Татьяны последний день практики. Она распрощается с Ниной Ивановной и Зиной, а завтра с утра побежит в магазин, чтоб выйти оттуда самым счастливым человеком на свете.
— О чем задумалась, Танечка? — услышала она вдруг голос Нины Ивановны.
— Известно о чем,— вместо Татьяны ответила Зина.— О прекрасном будущем.
— А зачем о нем думать,— опять сказала Нина Ивановна.— Все равно оно никогда не бывает таким, как хочется.
Зина подумала и, вздохнув, проговорила:
— Что правда, то правда. Особенно у женщины.
— Почему у женщины — особенно? — удивилась Татьяна.
— А потому, что женщина предполагает, а мужчина располагает,— засмеялась Зина.
Татьяна хотела было возразить, но передумала. Сегодня ей ни с кем не хотелось спорить, тем более с Зиной и Ниной Ивановной, которых она, возможно, никогда больше не увидит.
А Зина, перестав смеяться, вдруг совершенно серьезно заявила:
— Но на курорт нынче я все равно поеду! Поеду, и все тут! Как решила, так и сделаю!
О курорте Зина говорила ежедневно. И говорила всегда так, словно спорила с кем-то, словно старалась убедить всех в необходимости этого курорта, хотя ей никто не перечил и никто не отговаривал. Похоже было, что она убеждала главным образом самое себя.
— Вы не представляете, какое оно — Черное море! — воскликнула Зина.— Это такая красотища, что и слов не подберешь!
Можно было подумать, что Зина только и занималась тем, что разъезжала по курортам. На самом деле — это Татьяна хорошо знала,— море она и в глаза не видела. Наверное, нынче-то она обязательно поедет. Правда, Нина Ивановна говорила, что Зина и в прошлом году собиралась поехать, но что-то помешало ей.
— Поедем вместе, а, Татьяна? — Зина оторвалась от своего столика у несгораемого шкафа, подошла к Татьяне и обняла ее за плечи.— Правда, поедем? Назло всем!
— Кому это всем? — быстро и как-то настороженно спросила Нина Ивановна.
— А просто — всем! — тряхнув головой, игриво улыбнулась Зина.— Махнем в Крым, в самую Ялту. Или, еще лучше, на Кавказ. Ты только подумай, Татьяна, как это красиво звучит: «Кавказское побережье Черного моря!» Не слова — музыка!
— Я не могу,— не отрывая глаз от бумаг, сказала Татьяна.
— Нет, ты подумай, Татьяна,— настаивала на своем Зина.— Это стоит того, чтоб подумать.
— Я уже думала,— сказала Татьяна, хотя на самом деле она не придавала никакого значения Зининым словам.— Ничего у меня не получится.
— Как хочешь,— так же легко согласилась Зина и, слегка вскинув голову, с независимым видом прошла к несгораемому шкафу.— А у меня пренепременно получится, будь уверена!
— В прошлом году у тебя тоже получилось…— насмешливо сказала Нина Ивановна.
— Что было в прошлом, того не будет в этом,— уверенно заявила Зина.
«Вот и у нее есть мечта,— подумала Татьяна.— У каждого человека должна быть мечта. Большая или маленькая — но должна быть. Обязательно».
— А в самом деле, девчата, что это у нас сегодня так мало народу? — опять спросила Зина.
— Может, что случилось? — быстро отозвалась Нина Ивановна.— А мы торчим здесь и ничегошеньки не знаем.
Она заволновалась и стала беспорядочно перекладывать с места на место бумаги на столе. Потом спросила:
— А в газетах ничего такого не было? А то я не успела дома просмотреть…
Оказалось, что Зина тоже не держала сегодня газет в руках. Она пояснила, что ей пришлось заняться перед работой срочными домашними делами.
— Да нет, ничего такого вроде не было,— сказала Татьяна.— Правда, я одну только «Чырвоную змену» выписываю.
— «Чырвонка» всегда печатает новости с опозданием,— сказала, как отрезала, Нина Ивановна.— Надо было «Звязду» выписать. Или «Правду», она теперь в тот же день приходит. А еще лучше — «Известия». В «Известиях» теперь все самое свеженькое.
— Почему только в «Известиях»? — запротестовала Зина.— И в других газетах тоже бывают любопытные статейки. В «Комсомольской правде» страшно интересные фельетоны. О дружбе и любви в том числе. Ужасно люблю читать о дружбе и любви.
— Ничего вы не знаете,— с важным видом сказала Нина Ивановна и загадочно умолкла.
Эта Нина Ивановна всегда знает что-то такое, о чем Татьяна и не догадывалась и не подозревала. И откуда только черпает она свои сведения?
Тем временем Нина Ивановна посмотрелась в зеркальце и снова слегка подкрасила губы. Не глядя на нее, Зина скептически заметила:
— Если вы так хорошо осведомлены, почему же не знаете, что сегодня происходит?
— Значит, ничего такого нет. Потому что, если б что было,— непременно б знала. Правда, Танюсенька?
Татьяна просто терпеть не могла, когда ее называли уменьшительным именем. Она очень неохотно отзывалась на Таню, или Танечку, или — что было уж совсем нестерпимым — на Танюсеньку. Видимо, люди сразу замечали это и старались не называть ее так. Всюду — и техникуме и в общежитии — было так, да и здесь, и сберкассе, Зина тоже звала ее Татьяной. И вот только Нина Ивановна упрямо не хотела называть ее иначе, как Танюсенькой. «Танюсенька, сделайте вот это... Танюсенька, заполните вот тот реестрик… Танюсенька, а нельзя ли...»
«Нельзя! — каждый раз хотелось крикнуть Татьяне.— Нельзя называть меня так!»
Но она не кричала. Она старалась и виду не показать, что ей это неприятно.
А все дело было в том, что у девушки были имя и фамилия, которыми она очень гордилась. Она была не просто Татьяна, а Татьяна Ларина. И не благодаря какой-то фантазии или игре воображения, а на самом
