Когда налетел норд-ост - Анатолий Иванович Мошковский
И Павлик, безнадежно отставая не только от отца, Игоря и Витьки, но и от Али, так и не посмел сжульничать. Сзади него пыхтела Валентина в черном купальнике, и Павлик совсем упал духом.
Аля, тоненькая и проворная, коротенькими рывками передвигалась вперед. Вот она обогнала Игоря, но отца догнать не смогла. Он первым достиг берега и встал.
— Лидер! — провозгласил Витька, норовя ухватить Алю за ногу.
Отец потер живот — на нем было несколько царапин.
— Ну и дно тут!
Второй к финишу пришла Аля, потом Витька с Игорем, дальше шли непризовые места, и не имело значения, кто приполз раньше.
Попрыгав на одной ноге, вытряхнув из ушей воду, побегали по гладкому, как паркет, песку у берега и пошли в дюны. Поросшие мелким жестким кустарником — для себя Павлик назвал его верблюжьей колючкой, — они волнами раскинулись впереди. Под ногами валялись твердые, как кости, шипастые плоды местных «орехов», сухие плети камыша. Аля подняла одну и побежала, прыгая через плеть как через скакалку.
За ней погнался Витька. Аля споткнулась и упала. Витька прижал ее к песку. Но тут на него налетела Валентина, обхватила сзади дюжими руками и стала оттаскивать. Аля, как ящерица, выскользнула из-под Витьки и бросилась помогать Валентине валить его.
— А вам, я вижу, здесь не скучно, — заметил отец, шагая рядом с Игорем.
— Не жалуемся.
Обе девушки висели на Витьке и ничего не могли поделать: он был коренаст и крепок, как штангист, и так обхватил их, что непонятно было, кто кого держит.
— А ну вырвитесь, а ну!
Аля пронзительно визжала, Валентина вскрикивала низким голосом.
Павлик не знал, что делать: броситься на выручку или нет. Броситься бы, стукнуть бы его хорошенько в горячке, чтобы знал, как обижать Алю, как задаваться! У-у-у! У Павлика снова сжались кулаки.
— Павка, — закричала Аля. — Павка, спасай!
И Павлик бросился.
— А-а, еще один! Милости прошу! — Витька приготовился отразить новый натиск.
Да не тут-то было. Павлик схватил его за ногу, дернул, врезал кулаком в бок, так что костяшки заболели, и все это сложное переплетение тел с хохотом рухнуло на песок.
— Дай ему, дай! — кричал Павлик в злом азарте.
Витька заработал ногами, закрутился всем телом, переворачиваясь со спины на живот и обратно. Но шесть рук цепко ухватились за Витьку, и, хотя удержать его на месте не могли, вырваться он не сумел.
Потом отпустили, Витька встал, потер бок, поморщился, покосился на Павлика и снова бросился на девушек.
Полчаса возились они так, догоняли друг друга, кидались колючими, как ежики, перекати-поле, рвали цветы — лиловые «елочки». Валентину цветы интересовали меньше, и она толкалась, ставила подножку Витьке.
Витьке это надоело.
— Отстань! — устало крикнул он. — Доиграешься у меня… Плакать потом будешь.
Павлик отошел от них и побрел к отцу и брату. Они лежали на песке за дюной, поросшей осотом, и о чем-то говорили. Чтоб не мешать им, Павлик прилег неподалеку, вытянулся на спине и стал сыпать горячий песок на живот.
— А почему ты думаешь, что я решил остаться здесь? — спросил Игорь. — Я просто хотел узнать, как живут люди, и порисовать их.
— Поздравляю, — сказал отец. — А я уж думал, что ты решил стать рыбаком, навсегда приобщиться к здоровому физическому труду. А у тебя, оказывается, серьезные нравственные искания…
Павлика почему-то всегда немного коробило слово «нравственные»: было в этом слове что-то скучно-правильное, что-то от популярной лекции.
— Можешь считать и так, — сказал Игорь, — не возражаю.
— Говорят, ты и жениться не прочь? — спросил отец. — Кто ж объект? Эта самая девочка?
Игорь издал какой-то странный звук.
— Что ж, она ничего сложена — многие позавидуют, хотя и тонка чересчур… и очень не глупа, я не раз беседовал с нею. Но, но ты понимаешь?..
— Что «но»?
У Павлика сильно забилось сердце и зазвенело в ушах, он приподнял голову.
— Хочу, чтоб ты понял меня правильно… Знаю, эта область деликатная. Понимаешь ли… Ну как тебе лучше сказать… Словом, я не уверен, что она долго будет тебе интересна. Пройдет первый угар, ну и… В молодости мы бываем такими глупыми… В том числе и я…
— Пап, не надо.
— Пойми, я же не против. Она, по-моему, очень милая девочка, и, верю, тут можно потерять голову. Но почему ты не хочешь прислушаться к совету… ну, скажем, не отца, а старшего товарища, дожившего до седин и кое-что кумекающего в этом запутанном и не очень-то нежном мире…
— После, папа, не сейчас, — попросил Игорь.
— Почему? Я ведь желаю тебе только добра… Надеюсь, ты понимаешь это?
— Понимаю. Все равно.
— После так после, — сказал отец, — по-моему, раньше ты больше мне доверял.
— Ты уже и обиделся? — сказал Игорь.
— Нисколько. Ты почти взрослый, понимаю, можешь поступать как хочешь, но не стал ли ты слишком самоуверен? Талант требует ответственности и дисциплины…
— Вполне согласен.
— Вначале выслушай меня, — продолжал отец. — Я приехал сюда, чтоб понять тебя и, возможно, помочь… Тебе давно пора возвратиться. На кого похож стал!
Игорь молчал.
— Я уже тебе говорил — всю технику здесь растерял. Многое приобрел, но главное ушло. Да это и понятно: при таких условиях, в таком окружении. На кого тебе равняться, кого слушать?
— Ого, учителей у меня здесь хоть отбавляй! — весело сказал Игорь.
— Я говорю серьезно. Ты чересчур слился с ними, ничем не отличаешься от них. Нашему брату нельзя слишком растворяться в окружающем. Никогда нельзя забывать, кто́ ты и что́ ты. А то запросто себя можно утратить.
— Ох, папа, папа, думал к осени вернуться, а после твоих слов, пожалуй, придется задержаться: ты меня перехваливаешь — я еще не целиком слился с ними…
Павлик слушал все это с бьющимся сердцем. Он вдруг понял: да, они приехали сюда, за тысячу километров, даже больше, и вот отыскали брата, и отец лежит рядом с ним на песке морского залива — лежит рядом, но, оказывается, Игорь не стал ближе к отцу.
— Очень мило, — сказал отец, — очень мило с твоей стороны… Ну что ж, скажу хоть твоей матери, утешу ее, что ты, возможно, еще станешь художником, что тебе нужно слиться с трудовым народом, чтоб разобраться кое в чем… Но это потерянное время!
— Нет, ты скажи матери другое. — Голос Игоря вдруг стал мягким, тихим.
— Что же?
— Скажи ей, что я решил стать человеком…
— Ого, вот это новость! Значит, раньше жил не среди людей?
